Гвардеец - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Дашко cтр.№ 58

— Никак нет, Андрей Иванович. Ни на грош понятия не имею.

Ушаков расплылся в улыбке:

— И я тоже думаю, куда тебе догадаться. Хоть и умный немец ты, фон Гофен, но к полету мысли российской не привычен. Я такую персону для Пандульфи припас — уж он все пальчики как котяра сметану оближет. Знатная может авантюра выйти. Порадуешься за меня, старика, что в скудоумость не впал еще, несмотря на преклонность лет.

— Андрей Иванович, что вы право слово загадками со мной разговариваете! Да и вам грех на возраст жаловаться. Считайте, полжизни всего прожили, впереди еще столько же.

— Ох, и льстец ты, барон. Знаешь, как ключик к старости моей подобрать. Ну, так и я тебя уважу, потерпи токмо чуток. Сейчас приведут человечка, натешишь свое любопытство. Да и я весь в гаданьях — получится ль у меня, иль не получится. Хучь монетку кидай.

— Нельзя вам в трудах ваших методой сей пользоваться, ненадежная слишком, — усмехнулся я.

— И то правда.

Ушаков снял парик, помахал им будто веером:

— Жарко мне. Ну да пар костей не ломит. Любишь в баньке париться?

— Конечно.

— Вот и я сызмальства большой любитель. Раскалю камни докрасна, водичкой колодезной наподдам, хорошо… Душа в небеса улетает, музыку ангельскую слушать. Арфы там али скрипки какие. А потом в прорубь горячим нырнуть. Ух! — генерал задвигал сжатыми в локтях руками. — Ты на чины мои высокие сейчас не смотри, я ведь начинал когда-то с самой ни наесть сошки мелкой. Все прошел: и бедность, и скудость. И повоевать при Петре Ляксеиче довелось. С простого солдатика карьер свой зачинал. Теперь вишь, как возвысили меня. А я каким был, таким и остался. Простой как лыко. И ты гляди на меня и на ус мотай, покуда из ума я не выжил. Пригодится наука в будущем.

В дверь постучали.

— Заходите, — крикнул Ушаков.

В проем протиснулся капрал со смуглым обветренным лицом:

— Приказывали арестанта к сему часу доставить.

— Вот и славно, — заурчал великий инквизитор. — Заводите сюда, сокола ясного.

Караульные втолкнули связанного человека в офицерском мундире. Он поднял мутные глаза, и я с удивлением узнал своего ротного.

— Капитан-поручик Басмецов!

— Позор на мою голову это, а не капитан-поручик, — зло произнес Ушаков. — Я ведь с его батюшкой почитай не один пуд соли съел. Мы ж как побратимы были, а этот… — генерал произнес обидное слово, — крестником мне доводится. Андрюхой в мою честь назвали! Я ж его поганца на этих коленках держал, по грибы с ним ходил, на охоту ездил. Басмецов-покойник на сынишку нарадоваться не мог — умный, грил, растет, старательный, уважение и почет проявляет, к наукам тянется. Все просил пристроить сынка за ради дружбы нашей. Я, дуралей, слушал его, ухи как лопухи развесив. И что из того вышло? Из полка Семеновского в гвардию новую с повышением отправлял, думал, от сердца отрываю. А он как бурьян в огороде вырос, хоть с корнем дери. Все труды впустую пропали. Что делать-то мне с тобой, Андрей Пантелеевич?

— Делайте что хотите, — угрюмо произнес офицер. — В вашей я власти. Готов понести любое наказание.

— Вот ты как глаголешь! Верно, что хочу, то и ворочу. Долго шкуру твою да качан пустой спасал, перед матушкой-царицей покрывал, пятнами от стыда покрываясь как леопарда какая. Видел надысь эту животину при дворе императрицы, — Ушаков, не сдержав эмоций, сплюнул.

Басмецов еще ниже склонил голову.

— А почему стеной за тебя стоял? — спросил великий инквизитор и сам ответил:

— Все потому, что Пантелей Басмецов от пули швецкой меня заслонивший, в глазах до сих пор стоит. Я ему кажинную неделю за упокой свечи ставлю, да молебен делаю. Но не знал, не ведал я, что придется мне сына крестного в колодки заковывать. Знаешь, чего императрица наша, Анна свет-Иоанновна на днях мне сказала?

— Откуда знать мне, Андрей Иванович? — опустил глаза капитан-поручик. — Пьян я был как сапожник. Вроде как зачал намедни австерии одну за другой обходить, так и не мог остановиться. У вас, дядюшка, в гостях токмо и очухался, когда в холодную приволокли да на пол земляной бросили.

— Велела она тебя в солдаты разжаловать, да в армию, что на войне турецкой сражается, направить.

— Может это и к лучшему, — вздохнул Басмецов. — Что может быть сиятельней, чем сложить голову не во славу Бахуса, а отечества ради!

— Приятно слышать мне речи такие, — успокоено произнес Ушаков. — Вижу, не всю совесть ты, Андрюха, в кружке пивной оставил. Об отечестве вспомнил. И оно о тебе помнит, горе луковом. Хочешь, чтобы вместо абшида[19] , карьер твой наладился, мундир офицера гвардейского остался?

— Вестимо хочу, Андрей Иванович, — с нескрываемой надеждой сказал Басмецов.

— Тогда слушай меня внимательно, капитан-поручик. Поговорил я с матушкой маненько, слово дал свое честное, умилостливил и отложил приказ ее гневный ненадолго. Но от тебя теперь все зависеть будет. Как поведешь себя, такой и прибыток получишь.

— Андрей Иванович, да я… — Басмецов не веря в собственное счастье, едва не заплакал, — землю из-под ног ваших горстями есть буду, ноги поцелуями покрою, на колени паду, и за вами ходить так буду. Что скажете, все сделаю. Хучь на плаху пойду.

— Кто ж знает, может и до плахи дойдет дело. Смотри, Андрюха, подведешь меня — лучше сам удавись!

— Вот те крест, Андрей Иванович, какую бы муку не принял, не подведу, — истово закрестился офицер.

— Даже пред искушением Бахусовым устоишь?

— В рот не возьму заразу огненную!

— Ладно, памяти светлой отца твоего, Пантелея, прощаю и всецело на тебя полагаюсь в деле важном и государственном. Сколько долгов накопил, крестничек?

— Много, Андрей Иванович, не одну тыщу рубликов. На распутство, девок гулящих, водку окаянную тратился, ничего не жалел. Деньгами швырялся направо и налево. Да и в карты везти перестало. В долгах как в шелках я.

— М-да, — почесал затылок Ушаков. — Хорошо погулял, крестничек, нечего сказать. Ладно, мы тебя из долговой ямы выручим. Не сразу, но выручим.

— Каким образом, Андрей Иванович?

— Да таким, — Ушаков откинулся на спинку кресла. — Пойдешь с подчиненным своим, сержантом фон Гофеном, сразу после обеда к ростовщику — итальянцу Пандульфи, вещицу ему вот эту заложишь, — великий инквизитор вытащил из стола ларец, украшенный драгоценными камнями, — о себе, ничего не таясь, кроме встречи нашей, расскажи, речи его послушай. Позовет тебя Пандульфи к себе на вечер званный, соглашайся, но не сразу, манер держи. Ужом проскользни, но войди к итальянцу в доверие. Это и будет для тебя задание, капитан-поручик. Что у Пандульфи узнаешь, мне пересказывай. Если зачнутся речи подозрительные, «слово и дело» кричать прилюдно не вздумай. Выслушал, запомнил, ко мне приходи. Я тебе раскумекаю, как дальше быть. А о мундире своем не беспокойся. И он, и чин пока при тебе будут. И для всех ты лейб-гвардии офицером останешься. Возникнет интерес, я тебя и выше чином двину. А сейчас иди, умойся, платье в порядок приведи. Я для тебя комнатку особливую приготовил.