— Зачем? — удивился майор.
У него было очень мало времени, однако данное явление природы вызывало одновременно ужас и жгучее любопытство.
— Хочу в солдаты пойти, когда вырасту, — продолжал Шнобби, счастливо улыбаясь майору. — Солдат всегда найдет чем разжиться.
— Боюсь, для службы ты ростом не вышел, — заметил майор.
— Враг начинается с земли, — возразил Шнобби. — И кстати, башмаки-то снимаешь, когда люди уже валяются. Папаша Сконнер говорит, главные деньжата — это зубы и серьги, а я говорю: зубы, серьги… Башмаки! Вот что есть у всех! В наше время гнилые зубы у каждого второго, а тем зубодерам, что вставные зубы делают, только качественный товар подавай…
— Хочешь сказать, что решил поступить на военную службу для того, чтобы мародерствовать? — потрясенно спросил майор. — Такой маленький… мальчик?
— Папаша Сконнер как-то раз не пил два дня кряду и сделал мне солдатиков, — сообщил Шнобби. — На всех были маленькие башмачки, которые можно было…
— Замолчи, — велел майор.
— …снять, и крошечные деревянные зубки, которые можно было…
— Заткнись! — взревел майор. — Тебя что, совсем не волнует честь? Слава? Любовь к родному городу?
— Не знаю. А сколько за них можно выручить? — оживился Шнобби.
— Они бесценны!
— Ну, тогда по мне лучше башмаки, — пожал плечами Шнобби. — За них дадут по десять пенсов, хотя, конечно, не везде, места знать надо…
— Посмотри на кавалериста Габитасса! — воскликнул майор, окончательно теряя самообладание. — Двадцать лет безупречной службы, отличный солдат! Он ни за что не унизился бы до того, чтобы снимать с поверженного врага башмаки! Верно, рядовой?
— Так точно, сэр. Только полные дураки этим занимаются, сэр! — гаркнул рядовой Габитасс
[8]
.
— Э… Да, верно, — пробормотал майор. — У таких бравых солдат, как рядовой Габитасс, многому можно научиться. Похоже, эти мятежники успели сбить тебя с пути истинного…
— Я не мятежник! — взвизгнул Шнобби. — Не смей называть меня мятежником! Я тебе не какой-нибудь мятежник, я настоящий анк-морпоркский пацан и горжусь этим! Ха, да как ты можешь говорить такое! Будто я мятежник! Ты, наверное, обидеть меня хотел? Я честный парень, вот так!
Крупные слезы бурным потоком хлынули по его щекам, смывая копоть и гарь и обнажая нижние грязевые слои.
Майор запаниковал. Он понятия не имел, как себя вести в подобных обстоятельствах. Казалось, слезы хлещут буквально из каждого отверстия на лице мальчишки. Тогда майор решил обратиться за помощью к Габитассу.
— Рядовой, ты, кажется, человек семейный. Что тут можно сделать?
— Я могу треснуть его по уху, сэр, — предложил рядовой Габитасс.
— Как жестоко, рядовой! Послушай, у меня где-то был носовой платок…
— Ха, у самих имеется, большое спасибо, не нужно мне ваших подачек!
Шнобби шмыгнул носом и вытянул из кармана платок. Скорее, даже несколько дюжин платков, причем один с инициалами «К. М.-Д». Платки были связаны вместе, как в шляпе у фокусника, и в эту гирлянду затесалось несколько кошельков и полдюжины ложек.
Шнобби вытер лицо первым платком и убрал всю коллекцию обратно в карман. Потом он понял, что все почему-то смотрят на него.
— Чего? В чем дело-то? — задиристо спросил он.
— Расскажи-ка нам о человеке по имени Киль, — велел майор.
— Ничегошеньки о таком не знаю, — протараторил Шнобби по давней привычке.
— Ага, раз ничего ты не знаешь, значит, что-то да знаешь! — воскликнул майор. Он был из тех людей, кто получал истинное наслаждение, ловя других на слове.
Шнобби и глазом не моргнул. Капитан наклонился к уху майора.
— Это только по правилам математики, Клайв, — сказал он. — А в грамматике это означает категорическое…
— Рассказывай нам о Киле! — заорал майор.
— Послушай, майор, — раздался голос, — почему бы тебе не поручить это настоящим специалистам?
Майор поднял голову. В палатку вошел Карцер со своими людьми. На лице сержанта играла прежняя безумная ухмылка.
— Пленного захватили, да? — спросил он, подходя ближе и разглядывая Шнобби. — О, похоже, это главарь. Много он вам рассказал? Вряд ли. Нужно обладать особыми навыками, чтобы вытрясти что-нибудь полезное из таких шельмецов, ха-ха.
Он сунул руку в карман. Когда же он ее достал, на его пальцах блестел бронзовый кастет.
— Ну, приятель, — продолжал Карцер, не обращая внимания на отпрянувших в ужасе военных, — ты ведь знаешь, кто я такой, верно? Я из Особого отдела. И я вижу перед собой двух сорванцов. Один из них — сообразительный малый, который собирается помочь властям в их нелегком деле, а второй — наглый шельмец, пытающийся умничать. У одного из них есть будущее и все зубы. Но что мы все о тебе? Давай немножко обо мне. Так вот, у меня есть странная особенность, вернее, привычка: я никогда не задаю вопрос дважды. Итак… ты ведь никакой не преступник, правда?
Шнобби, не спуская вытаращенных глаз с кастета, яростно закивал.
— Просто крутишься, как можешь, чтобы не сдохнуть?
Шнобби опять кивнул.
— На самом деле ты, наверное, был приличным малым, ну, до того как связался с мятежниками. Пел гимны и все такое прочее.
Шнобби еще раз кивнул.
— Этот человек, который называет себя сержантом Килем, — главарь бунтарей, верно?
Чуть помедлив, Шнобби поднял руку.
— Гм… Все делают то, что он скажет. Это одно и то же?
— Да. А как у него с харизмой?
Шнобби по-прежнему не спускал глаз с бронзового кастета.
— Э-э… Понятия не имею. Вроде особо не харкает.
— А о чем говорят за баррикадами, мой юный друг?
— Гм… ну, о свободе, равенстве и братстве, всяком таком, — ответил Шнобби.
— Ага! Мятежные разговоры! — воскликнул Карцер и выпрямился.
— Правда? — нахмурился майор.
— Уж поверь мне, майор, — сказал Карцер, — если люди собираются вместе, чтобы поговорить о свободе, равенстве и братстве, ничем хорошим это не кончится. — Он опустил взгляд на Шнобби. — Так, интересно, что у меня есть в кармане для хорошего мальчика? Ага… Чье-то ухо. Еще тепленькое. Получай, приятель.