— Правда? А о тебе они знают? — спросил Ваймс.
Лицо Реджа на мгновение омрачилось.
— Прошу прощения?
— Ну, ты сказал, что ничего о них не знаешь, — напомнил Ваймс. — А они о тебе знают?
Он хотел добавить: «В твоей ячейке никого нет, Редж. Настоящие революционеры, молчаливые типы со взглядом профессиональных игроков в покер, знать не знают о твоем существовании, либо им на тебя совершенно наплевать. У тебя есть рубашка, пояс и подобающая прическа, ты знаешь все песни, но городским партизаном ты так и не стал. Ты — городской мечтатель. Опрокидываешь мусорные баки, пишешь всякую чушь на стенах от имени Народа, который с удовольствием дал бы тебе по ушам, если бы застал за этим занятием. Но ты веришь».
— Или ты тайный агент? — предположил Ваймс, бросая бедняге спасительную соломинку.
Редж тут же ухватился за нее и повеселел.
— Вот именно! — воскликнул он. — Народ — это море, в котором плавают революционеры!
— Типа как рыба-меч? — подсказал Ваймс.
— Прошу прощения?
«Камбала ты, вот кто, — подумал Ваймс. — А вот Нед — революционер. Знает, как драться, умеет думать, пусть и заблуждается. А ты, Редж, лучше сидел бы дома…»
— Да, теперь я понимаю, что ты опасный человек, — произнес он вслух. — Лучше держать тебя под присмотром. О да. Ты способен подточить врага изнутри.
Просияв от облегчения, Редж торжествующе вскинул кулак и с революционным рвением потащил стол на новую баррикаду. За старой баррикадой, уже лишившейся мебели госпожи Резерфорд, разгорался какой-то оживленный спор, но топот копыт с дальнего конца улицы Паточной Шахты мигом положил конец сомнениям оставшихся защитников Корсетного переулка.
Они хлынули в сторону новой, официальной баррикады. Последним, сгибаясь под тяжестью массивного стула, спешил младший констебль Ваймс.
— Поосторожнее с ним! — раздался пронзительный крик. — Он из столового гарнитура!
Ваймс положил руку молодому стражнику на плечо.
— Отдай мне свой арбалет, хорошо?
* * *
Всадники приближались.
Ваймс всегда недолюбливал кавалерию. Как-то унизительно иметь дело с человеком, который обращается к тебе с высоты добрых восьми футов. Неприятно разговаривать, глядя в лошадиные ноздри. Ваймс вообще не любил, когда на него смотрели сверху вниз.
Пока всадники подъезжали, он успел спуститься по внешней стороне баррикады и выйти на середину улицы.
Лошади замедлили шаг. Возможно, это объяснялось тем, что Ваймс стоял неподвижно и держал арбалет с небрежностью человека, который умеет им пользоваться, но решил не пускать в ход. По крайней мере, пока.
— Эй, ты! — крикнул один из кавалеристов.
— Да? — ответил Ваймс.
— Ты здесь главный?
— Да, чем могу помочь?
— Где твои люди?
Ваймс показал большим пальцем себе за спину, где продолжала расти баррикада. На вершине горы хлама мирно посапывал отец госпожи Резерфорд.
— Но это же баррикада! — воскликнул кавалерист.
— Отличная догадка.
— И на ней какой-то человек размахивает флагом!
Ваймс обернулся. Как ни поразительно, но это был Редж. Кто-то принес старый флаг из кабинета Мякиша и воткнул его в баррикаду, а Реджу было все равно каким флагом размахивать.
— Должно быть, это от переизбытка чувств, сэр, — пояснил Ваймс. — Не беспокойся. У нас все отлично.
— Но это же баррикада. Баррикада мятежников! — воскликнул второй всадник.
«Ой-ей», — подумал Ваймс. У кавалеристов были очень, очень блестящие нагрудники. И невероятно свежие розовые лица.
— Не совсем, на самом деле это…
— Ты сбрендил, приятель? Не знаешь, что патриций приказал снести все баррикады?
Третий всадник, все это время не сводивший глаз с Ваймса, тронул поводья и подъехал ближе.
— Офицер, а что за пятнышко у тебя на плече? — поинтересовался он.
— Оно означает, что я сержант при оружии. Особое звание. А ты кто такой?
— Он не обязан отвечать тебе! — отрезал первый всадник.
— Да неужели? — спросил Ваймс. Этот кавалерист начинал действовать ему на нервы. — Так вот, ты простой солдат, а я, черт подери, сержант, и если ты еще раз посмеешь заговорить со мной таким тоном, я сдерну тебя с твоей клячи и накидаю по ушам, понятно?
Даже лошадь попятилась от него. Кавалерист открыл было рот, но третий всадник вскинул руку в белой перчатке.
«Проклятье, — подумал Ваймс, приглядевшись к рукаву красного мундира. — Капитан. И не просто капитан, а умный капитан, сразу видно. Не произнес ни слова, пока не оценил положение. Иногда такие попадаются. Опасно сообразительные».
— Я не мог не заметить, сержант при оружии, — промолвил капитан, полностью и без видимого сарказма назвав его по званию, — что над баррикадой развивается флаг Анк-Морпорка.
— Принесли из нашего участка, — подтвердил Ваймс и добавил: — Сэр.
— А тебе известно, что патриций объявил возведение баррикад актом открытого неповиновения и мятежа?
— Так точно, сэр.
— И? — Капитан терпеливо ждал объяснений.
— Ну, патриций иначе и не мог поступить… Сэр.
Едва заметный намек на улыбку скользнул по лицу капитана.
— Нельзя допускать беззакония, сержант при оружии. Где мы все окажемся, если вдруг начнем нарушать закон?
— Сэр, за этой баррикадой больше стражников на душу населения, чем где-либо еще, — сказал Ваймс. — Смею заметить, это самое законопослушное место в городе.
И в этот самый момент из-за баррикады донесся нестройный хор голосов:
— …Все ваши шлемы — наши, и ваши башмаки, и ваши генералы, и ваши котелки! Кто сунется сюда — исчезнет навсегда… в Морпоркии, Морпоркии, Мор-по-о-о-р-о-о-о-р-о-о-о-о-р-р-р…
— Мятежные песни, сэр! — воскликнул всадник номер один.
Капитан тяжело вздохнул.
— Геплвайт, если ты прислушаешься, то поймешь, что это национальный гимн, пусть и в очень скверном исполнении.
— Но мятежники не имеют права его петь, сэр!
Ваймс заметил, как изменилось выражение лица капитана. Теперь на нем было написано все, что капитан думает об идиотах.
— Поднятие флага и исполнение национального гимна, Геплвайт, даже если они и кажутся подозрительными, нельзя приравнивать к измене, — ответил капитан. — Наше присутствие остро необходимо в другом месте. — Он отдал честь Ваймсу, и тот машинально ответил тем же. — Мы вынуждены оставить тебя, сержант при оружии. Надеюсь, тебя ждет весьма насыщенный день. На самом деле даже не сомневаюсь в этом.