— Гм, — задумчиво произнес Ваймс и сосредоточенно, продолжая сверлить взглядом беднягу-торговца, доел свою сосиску в тесте. — Думаю, твои пирожки единственные в своем роде, господин Достабль, — продолжал он, облизывая пальцы на тот случай, если придется кому-нибудь пожимать руку.
— Ты ее правда съел? — спросил Достабль.
— А в чем дело? — осведомился Ваймс.
Облегчение валило от торговца, будто дым от сырых дров.
— Что? Нет, все в порядке! Ничего себе! Не хочешь заесть еще одной? За полцены?
— Нет, одной сосиски более чем достаточно, — невольно попятившись, отказался Ваймс.
— Ты правда ее съел? До последней крошки? — уточнил Достабль.
— А что?
— Ничего. Все правильно! Просто замечательно!
— Ну, мне пора, — сказал Ваймс и пошел дальше по переулку. — Надеюсь, мы еще встретимся, когда я буду не так голоден.
Отойдя подальше и немного покрутившись по лабиринту тесных переулков, он спрятался в темной дверной нише и нащупал во рту кусок пирожка, который оказался не разгрызаемым даже по пирожковым стандартам.
Обычно, обнаружив нечто странно твердое или хрустящее в одном из Знаменитых Пирожков со Свининой Достабля, ты либо глотал это нечто в надежде на лучшее, либо выплевывал, причем непременно с закрытыми глазами. Но Ваймс нащупал между деснами и щекой сложенный в несколько раз клочок бумаги, пропитанный соусами неизвестного происхождения.
Развернув его, он обнаружил расплывшуюся, но еще читаемую надпись карандашом: «Морфическая улица, сегодня в девять вечера. Пароль: рыба-меч».
«Рыба-меч»? Почему пароль всегда «рыба-меч»? Каждый раз, когда кто-то пытается придумать слово, которое, как ему кажется, никому не придет в голову, он обязательно выбирает рыбу-меч. Еще одна причуда человеческого разума.
По крайней мере, это объясняло виноватый вид Достабля. Заговор. Очередной треклятый заговор в кишащем заговорами городе. А оно мне надо, знать о заговорах? Впрочем, об этом заговоре Ваймс и так знал. Морфическая улица. Знаменитый Заговор с Морфической. Ха.
Он убрал замызганный клочок бумаги в карман и задумался.
Кто-то пытался оставаться неслышимым. На фоне далекого городского шума выделялась брешь в звуках, заполненная очень осторожным дыханием. А еще волосы на загривке предупреждающе зашевелились.
Почти беззвучно Ваймс достал из заднего кармана кистень.
Итак, какие могут быть варианты? Он стражник, и на него пытаются напасть. Если это не стражники, они не правы (потому что он как раз стражник). Если это стражники, значит, они из команды Загорло и, следовательно, тоже зря это затеяли (потому что Ваймс по определению лучший стражник, чем они; любая мерзость, плавающая в сточной канаве, и то лучше). Так что в любом случае не будет ничего предосудительного в том, чтобы обеспечить им ведерочко темноты.
С другой стороны, всем известно, что воры, наемные убийцы и головорезы Загорло привыкли подкрадываться к людям, так что неплохо владеют этим ремеслом. А тот, кто пытался незаметно подобраться к Ваймсу, так истово прижимался к стене, что был слышен шорох. Значит, скорее всего, это рядовой гражданин, которому что-то взбрело в голову, и Ваймс, подумав, решил не добавлять этой самой голове несколько унций свинцовой дроби (поскольку ему нравилось думать, что он не из таких стражников).
Он уже собирался шагнуть из ниши и сказать: «Да?»…
…и тут встретился взглядом со своим преследователем. Это был мальчик. То есть Ваймс надеялся, что это мальчик. Не хотелось бы верить, что природа может обойтись с девочкой настолько жестоко. Отдельные черты лица представшего перед ним создания сами по себе выглядели еще терпимо безобразными, но все вместе… Это был как раз тот случай, когда целое намного больше суммы своих составляющих. А еще запах. Он был не то чтобы скверным. Просто не вполне человеческим. В нем присутствовало что-то дикое, далекое от цивилизации.
— Э… — произнесло существо, вздернув сужающуюся к носу мордочку. — Знаешь чо, господин, давай ты скажешь, куда идешь, а я за это перестану следить за тобой, ну, по рукам? Со скидкой это обойдется тебе не больше пенни. Другие платили гораздо больше, чтоб я перестал за ними таскаться.
Ваймс молча смотрел на говорящего. Существо было одето в смокинг не по размеру, блестящий от жира и зеленоватый от старости, и цилиндр, который, похоже, побывал под копытами лошади. Но все, что не могли скрыть эти предметы гардероба, выглядело, к сожалению, весьма и весьма знакомым.
— О нет… — простонал Ваймс. — Нет, нет, нет…
— Господин, ты в порядке?
— Нет, нет, нет… Но, о боги, это ведь должно было случиться…
— Может, сбегать за Лишаем, господин?
Ваймс наставил на него обвиняющий палец.
— Ты Шнобби Шноббс, верно?
Сорванец попятился.
— Возможно. И чо? Это чо, преступление? — Он попытался развернуться и убежать, но рука Ваймса тяжело опустилась на его плечо.
— Некоторые считают именно так. Ты Шнобби Шноббс, сын Мэйси и Сконнера Шноббсов?
— Мож-быть, мож-быть! Но я ж ничо не сделал, господин!
Ваймс наклонился, чтобы заглянуть в глаза, смотревшие на мир сквозь дырочки в маске из грязи.
— Неужели тебе не доводилось щипать зелень, тырить из хохольника, циперничать? Или, скажем, расцокать дурку и подыбить скок?
Шнобби наморщил лоб в искреннем недоумении.
— А что такое тырить из хохольника?
Теперь уже Ваймс уставился на него озадаченно.
Должно быть, за тридцать лет уличный жаргон сильно изменился.
— Ну это… красть всякие мелочи?
— Не, господин. Это называется «ходить по верхам», — ответил, успокоившись, Шнобби. — Впрочем, для новичка ты неплохо разбираешься. Что такое… «ангельское масло»?
В памяти что-то щелкнуло.
— Взятка, — сказал Ваймс.
— А фанфарон?
— Это просто, — пожал плечами Ваймс. — Так называют либо главного нищего, либо просто красивого мужчину.
— Круто. А спорим, ты не знаешь, как воскресить клячу.
И снова ответ явился на свет из пыльных тайников памяти. Такое не забывается.
— Ничего себе, — покачал головой Ваймс. — Ты и это знаешь? Как не стыдно в таком юном возрасте. Если тебе нужно сбыть с рук заезженную лошадь и сделать так, чтобы перед покупателями она выглядела резвушкой, берешь свежий жгучий имбирный корень, поднимаешь кляче хвост и засовываешь имбирь прямо в…
— Ух ты, — выдохнул потрясенный Шнобби. — Все говорят, мол, ты подметки на ходу режешь, вот теперь и я вижу, что не врут. Ты прям как будто здесь родился.
— Почему ты следишь за мной, Шнобби Шноббс? — спросил Ваймс.