Да и в конце концов – что ожидает мальчика, останься он дома? Царство шириной в две и длиной в полтораста миль, почти полностью уходящее под воду в период дождей, – царство, которому отовсюду грозят более сильные соседи, терпящие его существование лишь постольку, поскольку постоянно воюют с кем-нибудь, включая того же Теппицимона…
О, куда ушли те времена, когда Джелибейби
[3]
действительно был велик, когда выскочки вроде Цорта и Эфеба были всего-навсего презренной кучкой кочевников, обмотавших себе голову полотенцами! Все, что осталось от тех великих незабвенных дней, – дворец, содержание которого в конце концов его разорит, несколько занесенных песком руин в пустыне и – тут фараон глубоко вздохнул – пирамиды. Вечно эти пирамиды.
Предки истово им поклонялись. Фараон, увы, нет. Пирамиды привели страну к банкротству, иссушили, как реку. И потомки могли с полным правом и от всего сердца послать эти пирамиды подальше.
В приятное расположение духа Теппицимона приводили только маленькие пирамидки, воздвигавшиеся в дальнем конце сада всякий раз после кончины очередной кошки.
Он обещал это жене.
И вообще – фараон тосковал по Артеле. Весть о том, что он собирается взять жену не из местных, вызвала страшный шум, и действительно чужеземные привычки Артели иногда приводили в недоумение и забавляли даже его самого. Быть может, именно из-за нее он проникся этой странной нелюбовью к пирамидам – хотя в Джелибейби это было все равно что невзлюбить самый воздух, которым ты дышишь. Но он дал слово, что Теппик будет воспитываться за границей. Артела на этом особенно настаивала. «Здесь человек никогда ничему не научится, – любила повторять она. – Здесь умеют только чтить память».
Ах, ну почему она позабыла его наказ – никогда не купаться в реке!…
Царь взглянул на двух слуг, грузивших сундук с вещами Теппика на повозку, и первый раз за всю свою жизнь по-отечески положил руку на плечо сына.
На самом деле он абсолютно не знал, что сказать. «Мы так и не успели получше узнать друг друга, – подумал он. – А ведь я столькому мог его научить. Пожалуй, пара хороших порок была бы не лишней».
– M-м, – начал он. – Итак, мой мальчик…
– Да, папа, – откликнулся Теппик.
– Это, ну, сегодня ты первый раз самостоятельно едешь куда-то…
– Нет, папа. Прошлое лето я провел вместе с господином Фемптахеном. Помнишь?
– Разве?
Фараону припомнилось, что во дворце и вправду на какое-то время стало тише. Надо приказать выткать этот сюжет на новых коврах.
– Все равно, – сказал он, – ты уже почти юноша, тебе скоро тринадцать и…
– Двенадцать, – терпеливо поправил Теппик.
– Ты уверен?
– Месяц назад отмечали мой день рождения, папа. Ты еще подарил мне сковородку.
– Правда? Как странно. И что я при этом сказал?
– Ничего, папа, – ответил Теппик, глядя на добродушное, озадаченное лицо отца. – Сковородка была просто замечательная. Она мне страшно понравилась, – заверил он.
– Ах так. Ну что ж, хорошо… – Его величество вновь коснулся сыновнего плеча, задумчиво, как человек, барабанящий пальцами по столу в надежде поймать ускользающую мысль. Наконец его как будто осенило.
Слуги привязали сундук, возница терпеливо держал распахнутую дверцу.
– Когда молодой человек отправляется в мир, – начал его величество довольно неуверенным тоном, – крайне важно, чтобы он не забывал… Дело в том, что мир велик, и в нем множество… И уж конечно, в большом городе, где помимо прочего…
Он умолк, сделав рукой неопределенный жест.
Теппик ласково поглядел на отца.
– Хорошо, хорошо, папа, – сказал он. – Верховный жрец Диос объяснил мне, что главное – не забывать регулярно принимать ванну и смотреть, куда идешь.
Теппицимон, прищурившись, посмотрел на сына.
– Надеюсь, у тебя со зрением все в порядке?
– В полном порядке, папа.
– Что же, прекрасно, – сказал царь. – Прекрасно, прекрасно. Искренне рад.
– Наверное, мне пора ехать, папа. Иначе я пропущу прилив.
Его величество кивнул и порылся в карманах.
– Тут у меня было кое-что, – пробормотал он, вывернул карман наизнанку, и в ладони у Теппика оказался маленький кожаный мешочек.
Теппик опустил подарок в карман. Его величество уже привычным жестом потрепал сына по плечу.
– Это тебе на дорогу. – Он понизил голос: – Только тетушке не говори. Впрочем, она уже отправилась отдыхать. Переживания подточили ее силы.
Теперь Теппику оставалось только принести в жертву цыпленка у подножия статуи Куфта, основателя Джелибейби, дабы мудрая рука предка направляла его стопы в этом мире. И хотя это был всего лишь маленький, тощий цыпленок, когда Куфт вполне насытился им, цыпленка подали царю к обеду.
На самом деле Джелибейби был небольшим царством, целиком погруженным в свои интересы. Даже обрушивавшиеся на него бедствия были какими-то ненастоящими. Любое мало-мальски уважающее себя речное королевство постоянно страдает от страшных, сверхъестественных бедствий, тогда как Древнее Царство Джелибейби за последнюю сотню лет удостоилось лишь Нашествия Жабы
[4]
.
Тем же вечером, когда корабль был уже далеко от дельты Джеля и держал курс через Круглое море на Анк-Морпорк, Теппик вспомнил о мешочке и решил исследовать его содержимое. С чисто отеческой любовью, но не чураясь при этом практических соображений, его величество благословил сына в долгий путь винной пробкой, жестянкой с супом из седла барашка, бронзовой монеткой неопределенного достоинства и банкой сардин, которые годились Теппику в дедушки.
* * *
Хорошо известно, что, когда человек лицом к лицу сталкивается со смертью, чувства его моментально обостряются до чрезвычайности. Всегда считалось, что это помогает человеку найти нетривиальный выход из затруднительной ситуации. Это не так. Данное явление – классический пример эмоционального замещения. Чувства сосредоточиваются на чем угодно, кроме самой проблемы (в случае Теппика проблема представляла собой широкое, вымощенное булыжником пространство, протянувшееся примерно восьмьюдесятью футами ниже), в надежде, что трудности разрешатся сами собой.
Беда в том, что порой они разрешаются не лучшим для вас образом.
Как бы там ни было, Теппик вдруг со страшной отчетливостью и остротой ощутил окружающий мир. Лунный свет, сияющий на коньках крыш… Запах горячего хлеба, доносящийся из расположенной неподалеку пекарни… Жук, с мягким гудением пронесшийся куда-то вверх… Далекий детский плач и лай собаки. Нежно скользящий, почти неосязаемый воздух и абсолютное отсутствие какой-либо опоры под ногами…