Дафна рванулась к Виктору. Меф поймал ее под локоть.
– Что-то не так? – спросил он.
Та вздрогнула, провела по лицу пальцами. Наваждение исчезло, но не полностью, какие-то паутинки остались. Шилов все равно продолжал казаться ей зверем и негодяем.
– Все нормально! – сказала она.
Шилов ухмыльнулся. Он прекрасно видел, к кому бежала Дафна. Тартарианец раскачал египетскую секиру и извлек ее из скамейки. Внимательно, без спешки осмотрел и прокрутил в руке, оценивая вес.
– Я пошел! Имейте в виду: если для сохранения собственной жизни потребуется прикончить кого-то из вас – я это сделаю! – предупредил он.
Мошкин с Чимодановым стояли в дверях, но Виктор качнул секирой, и они раздвинулись. Слышно было, как он идет через зал, расшвыривая ногой ящики.
Петруччо поднял с пола пернач и тоже пошел, сопя и раскачиваясь. За ним потянулись Варвара и сопровождавший ее Корнелий. Яблоко с торчащим ножом было уже у дочери Арея.
– А если это ложь? Ну, что до полуночи все умрут, если не окажутся в книге? – спросил Буслаев, но спросил безнадежно, зная, что надписи на полу можно верить. Слишком уж болит палец. Значит, рана расползается, как и щека Шилова.
Евгеша торопливо оглядывал оставшееся оружие. Секиру взял Шилов, пернач достался Чимоданову, а копье засело так глубоко, что не вытащить. Мошкин наклонился и поднял флейту Лебера с клювовидным мундштуком. Она была тяжелой, из красного дерева, поставленная на пол, доставала Евгеше до уха. Если грамотно работать, мало чем уступит шесту. В то, что сможет играть на ней, Мошкин не особенно верил.
Мефодий так и не сумел выдернуть глубоко вонзившееся в пол копье. Пришлось обратиться за помощью к молодому поколению.
– Ну-ка, сынок! Покажи папе: даром ты кашу ел?
Зигя выдернул пилум одной рукой, разово окупив многолетнее поедание каш.
– Я похож на валькирию? – спросил Буслаев, принимая у сыночка копье.
– Как две капли водки! Особенно если сзади смотреть! – брякнула Улита.
Удар пришелся в цель. Из-за волос его изредка принимали в транспорте за женщину, а один раз даже сказали: «Тетка, подвинься!» И это при том, что фигура была весьма далека от женских форм.
Оставив Добряка и великана Зигю под присмотром Улиты, они помчались к метро. По полупустой платформе прохаживался усиленный наряд полиции. Копье в руках у Мефа, которое он не успел спрятать, привлекло внимание. Один из полицейских остановился и всем корпусом стал поворачиваться. Он уже кинулся к ребятам, когда Эссиорх быстро провел по воздуху ладонью. Подбежавший полицейский моргнул, потряс головой и сдал немного назад.
– Блин… Да это спиннинг! А мне померещилось… Поймал что-нибудь? Где ловил?
– В водохранилище, – сказал Меф.
– Хороший лещ! Килограмма на полтора тянет! – уважительно кивнул полицейский, разглядывая пернач в руках у Чимоданова. Длинная флейта, которую нес Мошкин, вообще не заинтересовала представителя закона.
– А жаль! – сказала Варвара, которой нравилось задирать тихого Евгешу. – На его месте я бы попросила тебя чего-нибудь сыграть!
Тот посмотрел на дочь Арея и поднес к губам клювовидный мундштук. Дафна не успела его остановить. Наудачу зажав одно из отверстий, он выдохнул в инструмент со всей силой своих могучих легких. Звука никто не услышал. Озадаченный Евгеша оторвал губы от мундштука и стал вертеть головой.
Дафна толкнула Мефа локтем, а, когда он повернулся, глазами на что-то показала. С толстого благополучного офисника, комфортно расположившегося прямо перед ними, исчезли ботинки, немедленно обнаружившиеся на дрыхнувшем в углу вагона бомже. Однако благополучный кекс этого пока не понял. Он пытался осознать, почему в руках вместо любимого айфона оказалась жуткая старая «Нокиа», которую можно было использовать как оружие в драках в подворотне.
– Но ка-а-ак? – ошарашенно прошептал Буслаев. – Евгеша же не страж! Он ничего не…
– Изголодавшийся инструмент! – пояснила Дафна. – На нем не играли уже несколько столетий! Представляешь, как соскучился? Еще немного, и от сквозняка сработал бы.
Мефа заинтересовало другое.
– А «Нокиа» чья? Бомжа?
– Сам ты бомж! Моя, – заявила Варвара, незаметно показывая айфон.
– Оставь! Раз уж флейта так распорядилась.
– Не могу! – отказалась она.
– Почему? Совесть?
– И совесть тоже. А еще у меня там контакты.
– Восстановишь.
– Не все. Например, Ктототама я наизусть не помню, – сказала Варвара.
– Кого-кого?
– Ктототама. Однажды я ошиблась номером, разбудила какого-то мужика, и он стал меня материть. Прям едва не оглохла. Я сохранила его как «Ктототама» и звоню ему где-то раз в месяц.
– И он ругается?
– Вначале ругался, но постепенно приручился.
– И как ты собираешься возвращать айфон? Попросишь Мошкина еще раз сыграть? – заинтересовался Меф.
– Очень надо! – Варвара решительно подошла к кексу и, сунув ему айфон, забрала свою древнюю трубку.
– Чужое брать низя! Это не ваша штамповка! Таких больше не выпускают! – сказала она строго.
Кекс открыл рот и снова его закрыл. Когда они вышли из вагона, он все так же сидел босиком, глядел на свой айфон и шевелил пальцами на ногах.
В следующем после пересадки поезде тоже не обошлось без приключений. Какая-то женщина не удержалась и, умиленно воскликнув: «Котик! Котик!» – погладила высунувшуюся из рюкзака усатую морду. В следующую секунду собственный муж показался женщине помесью тряпки и чудовища, дети – эгоистичными уродами, родители – нытиками, а начальница – змеей подколодной. Все стало так горько и безысходно, что она разрыдалась, вытирая слезы участливой кошачьей мордой. Дафна с трудом оторвала ее руку от кота и успокаивала, подкармливая кусочками шоколада. К моменту выхода на кольцевой женщина вновь готова была жить и дышать.
Депресняк ржаво мяукнул и, довольный, сытый, спрятался в рюкзак.
* * *
До «Тимирязевской» они добрались впритык и к сгоревшему флигелю мчались бегом. Полосатая запретная ленточка еще болталась на кустах, но охрану уже сняли. Сохранился слабый запах гари. Все залили недавние дожди.
У знакомой башенки из красного кирпича Меф остановился. Эссиорх решительно толкнул плечом ржавую дверь. Она пропела что-то и приоткрылась.
– Интересно, Прасковья уже здесь? – начала Варвара.
Луч фонаря скользнул по слизанным ступеням, пошарил по покрытой грибком стене. Затем поочередно начал заглядывать в каждую из многочисленных дверей. Буслаев примерно помнил место, где у него выбили катар. Опустившись на четвереньки, он долго шарил, но так ничего и не нашел. Неожиданно оттуда, где мелькал луч фонаря Варвары, Меф услышал два крика. Первый хриплый, коротко-вопросительный, на вдохе – похоже, дочь Арея сама не осмыслила еще, что увидела, и другой – уже действительно крик, без оговорок.