Ирка не могла оторвать глаз от страдающей кошки. И отвернуться тоже не могла. И моргнуть. Ее точно парализовало. Ей казалось, что это она корчится, и это ее страшный, неживой, похожий на грязную веревку хвост собрал всю пыль с двадцати метров дороги.
«Ее уже не спасти. Надо…» – с ужасом подумала она. Только это, всего несколько слов.
Что-то мелькнуло в воздухе. Ей показалось, она узнала свое копье – то самое, надежно спрятанное в Сокольниках, в трещине фундамента. Надежно? Тогда что оно делает здесь? И почему на нем больше нет пакета?
Кривящимся наконечником копье коснулось кошки и исчезло. Кошка больше не шевелилась, глаза погасли. Жизнь ушла – и то, что только что жило, стало просто плоской тряпочкой. Щенок заскулил, вырываясь из Иркиных рук. Он был бессмертен, но все равно боялся.
– Это не я! – торопливо сказал Багров.
Он не видел копья. Считал, что Ирка спишет смерть кошки на него, как на некромага.
«Младший менагер некроотдела… И ведь я даже ничего не сделала! Всего одно мгновение!» – с ненавистью подумала Ирка.
Она наконец поняла, чему Мамзелькина так радовалась в их последнюю встречу. Аида Плаховна снова победила.
Глава 18
Семеро
1. Незначительных поступков не существует. Вот ты выдохнул. И во всем мире немного согрелся воздух. Даже на другом конце Вселенной от твоего дыхания что-нибудь со временем изменится.
2. Пока человек не научится наступать на себя – на него будут наступать другие. Пока человек не научится пинать себя – его будут пинать другие. Пока человек не научится видеть проблему в себе – его проблемой будет весь мир.
3. Человек, который легко разочаровывается, легко и предает.
Несколько разрозненных мыслей из секретного файла Ирки
Мошкин бочком придвинулся к Эссиорху.
– Думаешь, мы начнем резать друг друга прямо здесь? – спросил он с пингвиньей застенчивостью.
Евгеша не учел, какое здесь эхо. Вопрос, который он собирался задать шепотом, прозвучал неприлично громко. Мошкин испугался и торопливо поправился:
– Ты же так не думаешь, нет?
– Я же так не думаю. Но нам пока лучше быть вместе! Никто не знает, как вы поведете себя, оказавшись в книге, – мягко ответил Эссиорх.
Хранитель Прозрачных Сфер сидел на стуле со сломанной спинкой и что-то зарисовывал в блокноте, изредка поглядывая в сторону Дафны. Она была убеждена, что он набрасывает ее портрет.
– Да не надо, зачем? – не выдержала девушка и, заглянув в блокнот, обнаружила, что рисует Эссиорх… Варвару. Ей стало досадно, но не потому, что в блокноте оказалась другая, и не потому, что она ошиблась, а просто… Тьфу! На этом месте размышлений Дафна окончательно запуталась. Ерунда какая-то творится у нас в мозгах, если откровенно признаться!
– И сколько мы здесь проторчим? – спросила Варвара.
Гражданка Гормост стояла, перекинув джинсовую ногу через Добряка и удерживая его коленями. Это был единственный способ, чтобы тот не сцепился с лысым чудовищем – котом Дафны, который, дразня его, высовывал из рюкзака то лапу, то морду, то хвост.
– Не знаю. Дня два-три. Сколько придется. Но ведь это не самое плохое место, нет? – ответил Эссиорх и улыбнулся, подумав, что заразился у Мошкина. Ведь нельзя же так заразиться, да?
Хранитель довольно огляделся. Они находились в большом спортивном зале. Неснятая волейбольная сетка перегораживала его надвое. Из окон было разбито только среднее. Эссиорх заклеил его газетой, крест-накрест скрепив ее скотчем.
Чимоданов толкнул ногой гнилой борцовский мат.
– Место вроде ничего! Долго ты его искал?
– Часа четыре. Из шести вариантов, что мы просмотрели, это лучший, – отозвался Корнелий и в третий раз за полчаса уронил флейту.
– Это школа?
– Нет. Просто отдельно стоящий зал, где была куча секций. Теперь, говорят, построят каток, – сказал Эссиорх.
Петруччо недовольно засопел.
– А вдруг они снесут его, пока мы будем спать?
– Риск, конечно, есть. Но, надеюсь, увидим, когда будут подгонять технику. Иногда готовые к сносу дома стоят по полгода.
Эссиорх покосился на Улиту. Бывшая ведьма сидела на раскладном стульчике, купленном в рыболовном магазине, и, положив на живот ладони, берегла его. Просто сидела и просто берегла. В последнее время такое настроение находило на нее все чаще, сменяя бестолковую бегательность.
– Шевелится! Не шевелится! Снова шевелится! – бормотала она.
Хранитель набросил ей на плечи свою кожаную куртку.
– Шевелится! – сказала Улита про куртку. – Не шевелится!
– А ну дай сюда! Кончай его пачкать! – Мефодий отобрал у Петруччо мат и потянул его в угол.
Минут десять он потратил на то, что из бутылки лил на мат минералку и вытирал пыль запасной майкой. Когда все было закончено и утомленный своим трудолюбием Буслаев выпрямился, к нему, хромая, подошел Добряк и снисходительно улегся посреди мата.
– Эй! – Меф замахнулся майкой. – Это что еще за фокусы? А ну кыш!
Между ними выросла Варвара. Глаза гражданки Гормост были опасно прищурены.
– Только посмей его тронуть! Он раненый! – мрачно предупредила она.
– Я тоже, может, раненый? – буркнул Меф, но майку опустил и несколько минут спустя попытался лечь рядом с Добряком.
Угольному псу не понравилось посягательство на его честно захваченную территорию. Внутри у него что-то заклокотало. Черная губа поползла вниз, обнажая клыки. Варвара, чувство справедливости у которой было очень острым, молча ткнула его локтем:
– А ну лежи, болонка! Не возбухай!
За волейбольной сеткой, с вызовом сунув большие пальцы в карманы, стоял Шилов. Рядом на полу, по-турецки скрестив ноги, устроилась Прасковья. Младенчик Зигя отдирал от пола громадную доску. Он только что увидел, что в щель убежал муравей, и хотел посмотреть, где его домик.
– Эй, вы! На эту сторону не соваться! Это сторона мрака! – заявил Шилов. Его смятый нос смотрел задиристой уточкой.
– Да запросто! – отозвался Мефодий. – Тогда и вы к нам не суйтесь! Кстати, туалет на нашей стороне!
Аргумент был убийственный. Шилов не нашел, что возразить, и сердито оглянулся через плечо на рукоять своего меча. Эссиорх поднял руку, подзывая всех.
– Еще раз. Просто для ясности. Не считая меня, Корнелия и Улиты, вас здесь семеро. Шилов. Прасковья. Мефодий. Варвара. Чимоданов. Мошкин. Дафна. Каждый в недавнем времени получил хотя бы одну рану магическим оружием.
Шилов коснулся скулы. Узкий порез, уже подсохший было, выглядел воспаленным. Перекись и йод на него не действовали.
– Разве это рана? Просто стеклом рассекло!