Имяхранитель - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сивинских, Азамат Козаев cтр.№ 29

А вот Лео был явно не в себе. Произнеся короткую и довольно вялую речь о наступлении долгожданного и радостного часа, он принялся словно бы нехотя исполнять обряд. Брал с блюда фрукты, рассекал надвое и передавал половинки дюжине особо приближенных сподвижников.

– Ой, да когда же завяжется, наконец, хоть что-то любопытное? – недовольно сказал Вик. – Я засну скоро.

– Спи, – предложила Люция. – В твоем возрасте это куда полезней, чем облизываться на девичьи прелести.

Вик бурно возмутился. Что значит полезней? Почему бабушка всегда ставит физиологию вперед? А как же души прекрасные порывы, для развития которых необходимо возвышенное созерцание как раз таких вот сладостных картин?

– Себе противоречишь, – усмехнулась Люция. – То ты спать хочешь невыносимо, то сладостными картинами любоваться. Как предлагаешь тебя понимать?

– Как созревающего, и потому склонного к крайностям отрока, – пришел на выручку Иван.

– Верно, имяхранитель! – заулыбался Вик.

– Притом крайне малообразованного, – мстительно добавила Люция, не желающая прощать внуку оставление кадетского корпуса.

– Смотрите, смотрите, кажется, зашевелились! – вскричал отрок, уходя от дальнейшей дискуссии.

К Лео успел присоединиться Валентин, и дело «снятия кожуры» сразу пошло веселей. В считанные секунды апельсинами были наделены все двенадцать старших лаймитов. Рядовые участники церемонии начали по одному приближаться к наружным стенам святилища. Там правое плечо каждого щедро обливалось свежевыдавленным соком, звучало короткое звучное напутствие на неведомом языке. Причастившиеся, выплясывая, кто во что горазд, отходили в сторонку. Собравшись всемером, переплетались пальцами, смыкались орошенными соком плечами – точь-в-точь дольки апельсина, – образуя тесно сбитые ячейки. Свободными руками охватывали впередистоящих за грудь, притягивали к себе крепко, все крепче и крепче, вдавливаясь, вминаясь друг в друга – чреслами, животами, спинами и грудями – пока не превращались в удивительный многорукий и многоногий человеческий клубок, который, став поистине «едина плоть», принимался яростно ласкать самое себя. Семерки лаймитов постепенно соединялись в сплошную цепь, образующую живое кольцо вокруг святилища.

Стоны, хриплый смех и сбивчивое дыхание массовой оргии становились все громче и неистовей. Состав групп был различным, встречались даже однополые, и Ивану сделалось невыносимо гадко. Он наморщил нос, подавил яростное желание выругаться и отвернулся. Мандариновые деревца на фоне первых звезд выглядели куда более привлекательно, чем свихнувшиеся лимонады.

– Да смотри же ты, имяхранитель! – дернул его за руку тяжело дышащий Виктор. – Начинается!

Он нехотя оборотился.

Кольцо, напоминающее огромную омерзительную гусеницу или морское иглокожее, состоящее из десятков сегментов, пыхтящее множеством горячих устьиц, шевелящее сотнями щупиков, целенаправленно замыкалось. «Гусеница» поглощала все новые лаймитские клубки и оттого короткими толчками удлинялась, росла, будто бы стремясь поскорее впиться жадным ртом в собственный хвост. В трепетании слипшихся тел стал проступать ритм – так же, как и в какофонии звуков, складывающихся постепенно в завораживающую мелодию. Начальная неспешная торжественность церемонии нарушилась совершенно. Старшие жрецы более не ждали рассеченных фруктов от гиссерва, хватали их сами из невесть откуда появившихся корзин, раздирали пальцами и зубами и метались, втирая без разбору в торсы и лица лаймитов – куда придется.

Возбуждение передалось зрителям. Несколько человек, завороженных страстным действием сильнее остальных, срывая одежду, ринулись к лимонадам. Бешено заработали дубинки охранников. Генерал Топтыгин хватал обезумевших людей в охапку и швырял назад. Кто-то силился выбраться прочь и не мог протиснуться сквозь уплотнившуюся толпу; кто-то плакал навзрыд. Повсеместно вспыхивали и тут же угасали короткие нелепые потасовки. Близ помоста кого-то мучительно рвало. Вик, поддавшись общему психозу, дернул ворот, сделал движение вперед, но был остановлен беспощадной пощечиной Люции. Он безвольно опустился на корточки и тихонько, совсем по-детски, захныкал.

Просвет в кольце почти исчез. Через мгновение его заполнили собою двенадцать старших жрецов, обошедшихся без соединения в клубки. Почти неуловимое движение… и они поглощены единым махом. Прозвучал слитный вздох. Кольцо дрогнуло, по нему пробежала волна всплеснувших рук. Полторы тысячи ножек задвигались. «Гусеница» пришла в движение, все быстрее и быстрее разгоняя невообразимый лаймитский хоровод вокруг святилища.

Надрывно вскрикнув, Валентин обеими руками сдернул с чресл Лео Тростина шаль и дико ударил ногой в обнажившуюся промежность. Лео пошатнулся, болезненно скрючился, с запозданием обнимая бедра. Выпавший из его руки Вешний Нож сейчас же оказался подхваченным юношей.

Разводя клинки в стороны, Валентин двинулся наружу.

Он остановился в проеме внутренней стены, торжественно развернулся лицом к центру святилища и коснулся остриями камней. Фонари враз погасли, превратились в чадно коптящие огоньки. Валентин начал вполголоса, сбивчивым речитативом говорить. Слов было не разобрать, кроме одного, которое повторялось чаще других, короткого и трескучего – как будто совсем не сложного, однако такого, что повторить его Иван не взялся бы.

– Не-ет! – с отчаянием взвыл Лео и пополз к юноше, протягивая руку. – Нет, не смей, не смей! Ты не можешь!..

Валентин, не прекращая говорить, ждал его приближения.

Иван внезапно понял, что сейчас обязательно произойдет. Страшное, невозможное – произойдет. Он сорвался с места, походя откинул охранника, но и сам вдруг оказался сбитым с ног. Вскочил – и снова упал; звезды из глаз полетели веером.

Он встал на колени.

На него накатила густая душная волна, состоящая из запахов человеческого пота, половой секреции, пыли, апельсинового сока и еще чего-то, едкого, кислого. Он услышал совокупный топот множества ступней и звук дыхания множества глоток. Перед глазами летела нескончаемая череда испачканных голых ног. Невероятная лаймитская тысяченожка не желала пропускать его к своему гнезду, где скоро должна была вылупиться долгожданная кладка. Его попросту отбрасывало от этой безумной, чудовищной карусели, как отбрасывает от разогнавшегося точильного круга мелкие предметы. И попробуй-ка прижмись! Он посмотрел на саднящие ладони. Кожа была ободрана. Жгло лоб и щеку, слезился и закрывался левый глаз. Подбородок тупо саднило, точно его долго и со вкусом, без излишней жестокости, но и без пощады били свинчаткой.

Даже самый закаленный металл не способен устоять перед наждаком.

Иван выпрямился во весь немалый рост, заранее понимая, что уже опоздал.

Он не ошибся. Лео Тростина, удачливого торговца оружием, толстяка-жизнелюба, умелого рассказчика, игрока и выпивохи больше не существовало. Его тело лежало подле ног Валентина и выглядело так, будто его растоптал бык.

Валентин возвышался над ним, как молочно-белое фарфоровое изваяние. Безмолвное, недвижимое, прекрасное и жуткое одновременно. Длинные волосы раскинулись над головой короной, поднятые ветром пряди напоминали витые шпили. Шаль влажно облепила стройные ноги; золотые кисти с шипением искрили. Клеванги по-прежнему касались жалами стен. Камни стен раскалились, потрескивали от страшного жара, шли трещинами и постреливали мелкими осколками; краска вздулась пузырями. Кое-где поднимались струйки дыма. Растущая вблизи стен трава потемнела и скукожилась.