Корона из желудей - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Фишер cтр.№ 14

— Другие антиквары, ученые.

Кажется, он всерьез считал себя ученым. Да, Форрест писал книги, но не удосужился окончить университет, как мой отец и как когда-нибудь предстоит мне.

— Вроде мастера Стьюкли? [1] — спросил я из вредности.

— Стьюкли! — взорвался Форрест. — Этот болван не различит настоящей учености, даже если она придавит его, словно упавшее дерево. А его рисунки Стонхенджа! Да младенец и то намалевал бы лучше! Больше не упоминай при мне про этого змея, Зак, ты же знаешь, я его не выношу.

Форрест ехал впереди, и, признаюсь, я ухмыльнулся ему в спину. Этот Стьюкли высмеял книги мастера о друидах, назвав его сочинения «причудами болезненного воображения». А по мне, так оба были не в себе.

Через час мы выбрались на дорогу и скакали между заброшенными изгородями, пока не достигли крошечного домика-заставы, где уплатили по фартингу каждый. Дорога привела нас в захудалую деревушку, притулившуюся под холмом. Церковный шпиль возвышался над кронами деревьев, а мелкую речку пересекал шаткий деревянный мостик. Я огляделся в поисках господского дома, но такового не обнаружил. Так я и думал — паршивое место.

Между сараями мы свернули. Грязный сопливый мальчуган выбежал навстречу и уставился на нас с таким видом, словно впервые видел людей.

— Приехали, — сказал Форрест и спешился.

Клянусь, я решил, что он шутит. Заметив презрительную мину на моем лице, Форрест спокойно промолвил:

— Тебе придется иногда слезать с лошади, Зак, если ты намерен со мной работать. Я человек простой, к церемониям не привык.

Я хотел возмутиться, но вовремя прикусил язык и спрыгнул в неописуемую жижу.

— Помнишь меня, малый? — склонился над грязнулей Форрест.

Мальчуган кивнул и осклабился беззубым ртом.

— Тогда ты знаешь, что делать. Отведи лошадей в таверну и возвращайся за честно заработанным пенни. Мы будем ждать у камней.

Форрест взялся за сумку с измерительными инструментами.

Мое сердце упало.

— У камней?

— А ты, небось, вообразил, что мы направляемся во дворец, любезный сэр? — спросил мастер, взглянув на меня искоса. — Что ж, я покажу тебе один.

И я полез вслед за ним через лаз в заборе. Дерево впивалось в кожу, оставляя занозы. Наконец мы оказались на поле, усеянном сухими овечьими лепешками и опавшими листьями. Овцы смотрели на нас с укором, а некоторые, жалобно блея, разбегались. Испуганные галки с галденьем носились над кронами деревьев.

— Пришли, — сказал Форрест. — Чем не дворец, шедевр древнего архитектора?

Поле усеивали валуны: громадные, покосившиеся, а то и вовсе лежащие на боку. Ближайший — красноватого цвета, заросший лишайником — был на голову выше меня. Едва ли мне удалось бы обхватить его руками. Я разглядывал бугристую поверхность, испещренную ямами и рытвинами.

— Древние архитекторы любили грубые камни, — заметил я.

— Верно! — рассмеялся Форрест. — Утонченные леди из Акве Сулис вряд ли оценили бы их труды. Но валуны расположены не хаотично — они образуют круг.

Мы бродили между камнями. Пространство внутри поражало размерами — почти такое же огромное, как Круг на макете. Камни, словно перевернутые кубы, стояли на слегка наклонной поверхности. Я не видел в их расположении никакого смысла. Одно можно было утверждать наверняка — без лебедок, веревок и тягловой скотины не обошлось. И все же Форрест был прав, ибо камни образовывали круг.

— Я уже обследовал это место, — сказал Форрест, ставя сумку с инструментами на траву. — Полагаю, до меня никто всерьез им не занимался. Ныне никому нет дела до этих камней, но когда-нибудь они прославятся. Только взгляни, какие совершенные пропорции! Этот круг строили не для того, чтобы жить внутри. Валуны образуют большой круг, назовем его Великим. А вот камни поменьше, я насчитал еще два малых круга. Северо-восточный и юго-западный. Эта ровная плита похожа на алтарь. Здесь происходили величественные церемонии, собрания мудрецов. Возможно, среди них были женщины! Валуны снаружи круга указывали путь процессиям друидов.

Ну вот, снова он за свое. Между тем я изрядно проголодался.

— А у друидов были таверны? — спросил я легкомысленно.

Форрест обернулся, и я понял, что не на шутку разозлил его. Признаюсь, это меня обрадовало.

— Пора приниматься за работу, — буркнул он.

Зачем измерять то, что, как сам же утверждает, он измерил раньше?

До вечера мы втыкали шесты и растягивали ленты, так что мои сапоги измазались овечьим дерьмом по голенища. Я продрог до костей, а ветер все поднимал полы плаща и норовил задуть за воротник. Поглощенный работой Форрест, казалось, не замечал холода. Он шагал, чертил, а порой просто стоял, положив руку на камень и прислушиваясь, словно там, внутри, что-то шевелилось.

После заката ветер задул с удвоенной силой. По небу плыли сизые облака.

— Пора уходить, надвигается ураган, — с опаской промолвил я, собирая инструменты.

— Еще немного, Зак, — пробормотал мастер, ковыряясь в грязи мастерком.

Обхватив себя руками, я принялся ходить туда-сюда вдоль поля, пытаясь разогреть онемевшие ноги. Затем подошел к одному из малых кругов. Из десяти валунов осталось девять. Я взобрался на поваленный камень, ощущая подошвой неровную поверхность, заросшую лишайником. Рядом возвышался древний дуб. Бронзовые листья кружились под порывами ветра. Я подобрал с земли желудь и сжал в ладони, удивляясь, что каждое дерево не похоже на другое.

— Размышляешь о природе времени, Зак? — спросил Форрест.

Я сунул желудь в карман.

— Если вы о том, что пора ужинать, то да.

— Прости меня, Зак, — печально промолвил он, — я слишком увлекся. Подобные места имеют надо мной странную власть. А это дерево здесь как нельзя кстати — дуб у друидов почитается священным. Впрочем, кажется, накрапывает дождь, да и ты, я гляжу, совсем продрог. Идем, таверна ждет нас.

Я уныло потащился за ним. Куда больше, чем желудь, меня поражал этот безумец, находящий прелесть в грязном, Богом забытом поле. Навьючив на плечо тяжелую сумку с инструментами, я ощутил жалость к себе. Не люблю растравлять старые раны, предаваясь бесплодным сожалениям, но в них заключена своеобразная сладость. Я думал о матушкиной комнате: сестры сидят у теплого очага, поглощенные чтением, рукоделием или иным, не менее бессмысленным занятием, на которые так падки девицы.

У окна кабинета стоит отец и смотрит на залитый дождем парк. Вероятно, в руке он сжимает бокал с вином, а мысли вертятся вокруг проданных картин и заложенных лошадей. И сына, вынужденного обучаться низкому ремеслу.