Противостояние - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 85

– Хоронить отца, – ответила она мягко.

– Ой… ну конечно. – Он кинул на нее быстрый взгляд и добавил: – Послушай, я собираюсь уехать отсюда. Из Оганквита. Если я останусь здесь еще на какое-то время, то действительно сойду с ума. Фрэн, почему бы тебе не поехать со мной?

– Куда?

– Не знаю. Пока.

– Ладно, когда будешь знать, приди и спроси меня еще раз.

Гарольд просиял.

– Хорошо! Обязательно! Дело… Видишь ли, дело в том… – Он запнулся и сошел с крыльца, словно в каком-то полусне. Его новые ковбойские сапоги сверкали на солнце. Фрэн наблюдала за ним с грустным недоумением.

Он помахал ей перед тем, как сесть за руль «кадиллака». Фрэн подняла руку в ответ. Автомобиль дернулся, когда Гарольд неумело тронул его задним ходом, а потом рывками покатился по подъездной дорожке. В какой-то момент Гарольд слишком взял влево и раздавил часть цветов Карлы. Наконец он вырулил на дорогу, едва не угодив в ливневую канаву. Потом просигналил два раза и уехал, быстро набирая скорость. Фрэн смотрела ему вслед, пока «кадиллак» не скрылся из виду, после чего вернулась в огород отца.

Где-то в начале пятого, пересиливая себя, волоча ноги, Фрэн поднялась наверх. В виски и в лоб стучала тупая головная боль, вызванная жарой, и усталостью, и напряжением. Она уже собралась отложить похороны на один день, но поняла, что будет только хуже. В руках она несла лучшую дамастную скатерть матери, предназначенную исключительно для гостей.

Оказалось, что все не так хорошо, как она надеялась, но и не так плохо, как боялась. У него на лице сидели мухи, потирали мохнатые лапки, потом взлетали, и его кожа почернела, но благодаря сильному загару от работы в саду в глаза это не бросалось… особенно если дать себе установку не замечать лишнего. И никакого запаха, а его-то она и страшилась сильнее всего.

Он умер на двуспальной кровати, которую годами делил с Карлой. Фрэнни расстелила скатерть на половине матери – край ткани касался руки, бедра и ноги отца – и, сглотнув слюну (голова разболелась еще сильнее), изготовилась перекатить покойного на его саван.

Питер Голдсмит был в полосатой пижаме, и Фрэнни поразила неподобающая фривольность этого одеяния, но она понимала, что придется оставить все как есть. Она не могла даже подумать о том, чтобы сначала раздеть его, а потом снова одеть.

Напрягшись, она ухватила отца за левую руку, ставшую твердой и негнущейся, как деревянный брусок, и потянула на скатерть. Отвратительное, протяжное рыгание вырвалось у него изо рта, и этот звук никак не обрывался, хрипел в горле, словно туда забралась цикада и теперь ожила в длинном, темном канале, затянула свою нескончаемую песню.

Фрэнни взвизгнула, отшатнулась, наткнулась на прикроватный столик. Расчески отца, щетки, будильник, небольшая кучка мелочи, булавки для галстука и запонки со звяканьем полетели на пол. Теперь появился запах, омерзительный запах разложения: тонкий, еще остававшийся слой окутывавшей Фрэнни защитной дымки рассеялся, и ей открылась истина. Она упала на колени, обхватила руками голову и зарыдала. Она хоронила не какую-нибудь куклу размером с человека, она хоронила своего отца, и последним свидетельством его принадлежности к роду человеческому – самым последним – был этот ядреный, насыщенный запах, повисший в воздухе. А скоро исчезнет и он.

Мир окутался серым, и звуки ее горя, истошные и непрерывные, как-то отдалились, словно издавала их, скажем, одна из маленьких темнокожих женщин, каких постоянно показывают в выпусках новостей. Это продолжалось какое-то время, сколько именно, Фрэнни понятия не имела, но мало-помалу она пришла в себя. Вернулось и осознание: она еще не сделала того, что должна. Того, что раньше не могла заставить себя сделать.

Она подошла к отцу и вновь перевернула его. Он еще раз рыгнул, но уже слабо и угасающе. Она поцеловала его в лоб.

– Я люблю тебя, папочка. Я люблю тебя. Фрэнни тебя любит. – Ее слезы капали на его лицо и блестели на нем. Она сняла с него пижаму и одела его в лучший костюм, не замечая, как пульсировала от боли спина, как тупо ныли шея и руки, когда она поднимала какую-то часть его тела, одевала, опускала обратно на кровать и переходила к следующей. Она подложила ему под голову два тома «Энциклопедии», чтобы повязать галстук. В нижнем ящике, под носками, нашла его военные награды, медаль «Пурпурное сердце», знаки отличия за доблестное несение службы, за участие в боевых кампаниях… «Бронзовую звезду», которую он получил в Корее. Приколола их к пиджаку. Из ванной комнаты принесла детскую присыпку и напудрила его лицо, и шею, и руки. Сладкий, ностальгический запах пудры вновь заставил ее заплакать. Тело Фрэнни покрывал пот. Под глазами темнели мешки усталости.

Она с двух сторон накрыла отца скатертью, принесла швейный набор матери и прошила ткань. Потом для прочности сделала второй шов. Рыдая, хрипя от натуги, сумела стащить тело отца с кровати на пол, не уронив его. Потом отдохнула, находясь в полуобморочном состоянии. Когда почувствовала, что может продолжить, приподняла верхнюю часть трупа, дотащила до лестничной площадки как могла, осторожно спустила на первый этаж. Снова остановилась передохнуть, воздух выходил из легких с резкими, жалобными всхлипами. Боль в голове усилилась, пронзая ее острыми иглами.

Она протащила тело по коридору, через кухню, на заднее крыльцо. Вниз по ступенькам. Тут ей опять пришлось отдыхать. Землю уже освещал золотистый свет раннего вечера. Она сдалась горю, села рядом с телом отца, положив голову на колени, раскачиваясь из стороны в сторону, плача. Щебетали птицы. Наконец она смогла вытащить его в огород.

И довела дело до конца. Когда последний кусок дерна занял положенное ему место (она укладывала их, стоя на коленях, словно собирая пазл), часы показывали без четверти девять. Фрэнни вся перепачкалась. Белой осталась только кожа под глазами – это место постоянно очищали слезы. Она изнемогала от усталости. Волосы повисли спутанными патлами.

– Покойся с миром, папочка, – пробормотала она. – Пожалуйста…

Она оттащила лопату в мастерскую отца и небрежно бросила на пол. Ей пришлось дважды остановиться, чтобы отдохнуть, пока она поднималась по шести ступенькам на крыльцо. Не включая свет, Фрэнни пересекла кухню, сбросив свои теннисные туфли, прежде чем войти в гостиную. Рухнула на диван и мгновенно уснула.

Во сне она опять поднималась по лестнице на второй этаж, направляясь к отцу, чтобы исполнить свой долг и похоронить его надлежащим образом. Но когда вошла в спальню, скатерть уже накрывала тело, и ощущение горя и утраты уступило место какому-то другому чувству… очень похожему на страх. Она пересекла погруженную во мрак комнату, не желая этого делать, с одной лишь мыслью о том, что надо бежать отсюда, и не в силах остановиться. Скатерть призрачно светилась в тени, и внезапно ее осенило: под скатертью – не ее отец. И оно вовсе не мертво.

Под скатертью находилось что-то… кто-то, наполненный темной жизнью и омерзительным весельем, и лучше ей самой умереть, чем сдернуть покров, но она… не могла… остановиться.