– Просто помни, что он одинок и испуган.
– И ревнует.
– Ревнует? – Она подумала, потом покачала головой. – Я в этом сомневаюсь… правда. Я с ним разговаривала, и, наверное, я бы знала. Хотя он, возможно, чувствует себя отвергнутым. Я думаю, он ожидал, что его включат в организационный комитет.
– Это одно из собственных решений Ника, с которым мы все согласились. Как выяснилось, никто из нас полностью Гарольду не доверял.
– В Оганквите он был самым несносным подростком. По большей части это была реакция на ситуацию в семье… его считали гадким утенком или что-то в этом роде… но после гриппа он вроде бы изменился. По мне, так точно изменился. Пытался быть… мужчиной. Потом снова изменился. Как по мановению волшебной палочки. Начал постоянно улыбаться. С ним теперь нельзя говорить. Он весь… в себе. Так ведут себя люди, когда обращаются к религии или прочитывают… – Она резко замолчала, в ее глазах на секунду застыло удивление, очень близкое к страху.
– Прочитывают что?
– Что-то такое, что изменяет их жизнь, – ответила Фрэнни. – «Капитал». «Майн кампф». А может, перехваченные любовные письма.
– О чем ты говоришь?
– М-м-м? – Она посмотрела на него так, будто только что проснулась. Потом улыбнулась. – Не важно. Разве ты не собирался повидаться с Ларри Андервудом?
– Да, конечно… если ты в порядке.
– Я лучше, чем в порядке… мне запредельно хорошо. Иди. Быстро. Заседание в семь. Если поторопишься, я еще успею накормить тебя ужином.
– Хорошо.
Он уже подходил к калитке, отделявшей двор от лужайки перед домом, когда она крикнула вслед:
– Не забудь спросить, что он думает о Гарольде!
– Не волнуйся, – ответил Стью. – Спрошу.
– И следи за его глазами, Стюарт, когда он будет отвечать.
Когда Стью как бы мимоходом спросил, какое впечатление произвел на него Гарольд (прежде чем упомянуть о пустующем месте в организационном комитете), в глазах Ларри Андервуда мелькнули настороженность и недоумение.
– Фрэн рассказала тебе, – на ты они уже успели перейти, – о моей зацикленности на Гарольде, так?
– Да.
Ларри и Стью сидели в гостиной типового дома, какими застраивался район Столовой горы. На кухне Люси готовила обед, подогревая консервы на газовом мангале, который соорудил ей Ларри. Она пела «Кабацких женщин»
[166]
и, судя по голосу, пребывала в прекрасном расположении духа.
Стью закурил. Теперь он курил не больше пяти-шести сигарет в день, потому что не мог представить себе, как Дик Эллис оперирует его на предмет рака легких.
– Знаешь, идя по следу Гарольда, я снова и снова говорил себе, что он окажется не таким, как я его представляю. Так и вышло, но я до сих пор пытаюсь понять, что он за человек. Чертовски любезный. Гостеприимный хозяин. Открыл бутылку вина, которую я ему привез, и мы выпили за здоровье друг друга. Я отлично провел с ним время. Но…
– Но?..
– Мы подошли к нему со спины. Лео и я. Он строил кирпичный заборчик вокруг клумбы, обернулся… наверное, не слышал наших шагов, пока я не окликнул его… и я подумал: «Святой Боже, да этот парень собирается меня убить».
К двери подошла Люси.
– Стью, останешься на обед? Еды хватит.
– Спасибо, но Фрэнни ждет меня дома. Должен уйти через пятнадцать минут.
– Уверен?
– В следующий раз, Люси, большое тебе спасибо.
– Хорошо. – Она вернулась на кухню.
– Ты пришел, чтобы поговорить о Гарольде? – спросил Ларри.
– Нет. – Стью уже принял решение. – Я пришел, чтобы предложить тебе войти в наш маленький организационный комитет. Одному из парней, Дику Эллису, пришлось отказаться.
– Так просто? – Ларри встал, отошел к окну, посмотрел на тихую улицу. – Я думал, что смогу вновь стать рядовым.
– Решать, разумеется, тебе. Нам нужен еще один человек. Тебя рекомендовали.
– Кто, если не секрет?
– Мы наводили справки. Фрэнни думает, что в комитете ты будешь на своем месте. И Ник Эндрос поговорил – он не говорит, но ты меня понимаешь – с одним из тех, кто пришел с тобой. С Судьей Феррисом.
Ларри выглядел очень довольным.
– Судья дал мне рекомендацию? Это круто. Знаете, в комитет лучше взять его. Он умен как дьявол.
– Ник так и сказал. Но ему семьдесят, а медицина у нас сильно хромает.
Ларри улыбнулся:
– Значит, комитет будет не таким уж временным, как кажется?
Стью улыбнулся в ответ и чуть расслабился. Он еще не пришел к однозначной оценке Ларри Андервуда, но уже понимал, что родился тот не вчера.
– Пожалуй, что да. Мы бы хотели, чтобы наш комитет в полном составе переизбрали на более длительный срок.
– И лучше бы без оппозиции. – Ларри смотрел на него приветливо и жестко… очень жестко. – Принести тебе пива?
– Лучше не надо. Пару дней тому назад я слишком много выпил с Гленом Бейтманом. Фрэн – женщина терпеливая, но не до такой степени. Так что скажешь, Ларри? Готов составить нам компанию?
– Полагаю… ох, черт, ну конечно. Я думал, что стану самым счастливым человеком в мире, когда приведу сюда своих людей, чтобы кто-нибудь еще заботился о них. А вместо этого, твою мать, простите мой французский, я себе места не нахожу от скуки.
– Сегодня мы собираемся у меня, чтобы поговорить об общем собрании восемнадцатого. Сможешь подойти?
– Конечно. Можно привести Люси?
Стью медленно покачал головой:
– Не говори ей об этом. Какое-то время мы хотим не предавать это огласке.
Улыбка сползла с лица Ларри.
– Шпионские игры не по мне, Стью. Наверное, лучше сразу об этом сказать, чтобы потом избежать лишней суеты. Я думаю, июньские события имели место именно потому, что слишком много людей стремилось ничего не предавать огласке. Бог тут ни при чем. Напортачили люди, только они.
– Матушке я бы говорить этого не стал. – Стью по-прежнему безмятежно улыбался. – Если на то пошло, я полностью с тобой согласен. Но ты бы остался при своем мнении, если бы шла война?
– Не понял.
– Тот человек, который всем нам снился… Я сомневаюсь, что он просто исчез.
Ларри изумленно уставился на Стью, обдумывая его слова.
– Глен говорит, что может понять, почему о нем никто не упоминает, – продолжил Стью, – пусть мы и предупреждены. Люди все еще в шоке. Они чувствуют, что прошли через ад, чтобы добраться сюда. И хотят только одного: зализать раны и похоронить своих мертвых. Но ведь матушка Абагейл здесь, а значит, он – там. – Стью кивнул на окно, за которым под ярким солнечным светом поднимались Утюги. – Большинство собравшихся здесь, возможно, не думают о нем, но я готов поспорить на последний доллар, что он думает о нас.