Потом угомонился.
– Мусорный Бак, – сказал тихий и обаятельный голос, – как хорошо, что ты пришел. Очень хорошо.
Слова с трудом слетали с его губ.
– Моя… я готов отдать за тебя жизнь.
– Да, – обволакивающим голосом ответил силуэт у двери. Губы разошлись в улыбке, обнажив белые зубы. – Но, думаю, до этого не дойдет. Заходи. Дай мне взглянуть на тебя.
С по-прежнему сияющими глазами, с расслабленным, как у лунатика, лицом Мусорный Бак переступил порог. Дверь закрылась, их окружил сумрак. Невероятно горячая рука сомкнулась на ледяной руке Мусорного Бака… и внезапно он ощутил умиротворенность.
– У меня есть для тебя работа в пустыне, Мусорник. Великая работа. Если ты захочешь.
– Готов на все, – прошептал Мусорный Бак. – Готов на все.
Рэндалл Флэгг обнял его сутулые плечи.
– Ты у меня будешь поджигать. Пошли, выпьем чего-нибудь и поговорим об этом.
И да, речь пошла о великом пожаре.
Глава 49
Люси Суонн проснулась за пятнадцать минут до полуночи, судя по часам «Пульсар», которые она носила на левой руке. На западе, где высились горы – Скалистые горы, с трепетом отметила она, – бесшумно сверкали зарницы. До этого путешествия она не бывала западнее Филадельфии, где жил брат ее мужа. Раньше жил.
Вторая половина двойного спального мешка пустовала. Она подумала о том, чтобы просто перекатиться на другой бок и снова заснуть – он вернется, когда сочтет нужным, – но потом встала и тихонько пошла туда, где рассчитывала его найти, в западную часть лагеря. Люси двигалась бесшумно, никого не тревожа. За исключением, разумеется, Судьи. Он нес вахту с десяти вечера до полуночи, и не было случая, чтобы Судья Феррис задремал на посту. Ему уже перевалило за семьдесят, и он присоединился к ним в Джольете. Теперь их стало девятнадцать: пятнадцать взрослых, трое детей и Джо.
– Люси? – шепотом позвал Судья.
– Да. Вы видели?..
Тихий смешок.
– Конечно. Он на шоссе. Так же, как и прошлой ночью, и позапрошлой.
Она подошла ближе и увидела у него на коленях раскрытую Библию.
– Судья, вы сломаете глаза.
– Ерунда. Для чтения Библии лучше звездного света не сыскать. Может, только при этом свете ее и следует читать. Как насчет этого? «Не определено ли человеку время на земле, и дни его не то же ли, что дни наемника? Как раб жаждет тени, и как наемник ждет окончания работы своей, так я получил в удел месяцы суетные, и ночи горестные отчислены мне. Когда ложусь, то говорю: «когда-то встану?», а вечер длится, и я ворочаюсь досыта до самого рассвета»
[154]
.
– Круто, – без энтузиазма прокомментировала Люси. – Действительно мило, Судья.
– Это не мило, это Иов. Нет ничего действительно милого в Книге Иова, Люси. – Он закрыл Библию. – «Я ворочаюсь досыта до самого рассвета». Это твой мужчина, Люси. Это Ларри Андервуд. Без прикрас.
– Я понимаю, – вздохнула она. – Если бы я только знала, что с ним не так.
Судья мог бы высказать свои соображения на этот счет, но предпочел промолчать.
– Это не сны, – продолжила Люси. – Никто их больше не видит, за исключением разве что Джо. А Джо… другой.
– Да. Это точно. Бедный мальчик.
– И все здоровы. По крайней мере с тех пор, как умерла миссис Воллман. – Через два дня после того, как к ним присоединился Судья, в их компанию влились мужчина и женщина, представившиеся как Дик и Салли Воллман. Люси сильно сомневалась, что «супергрипп» мог пощадить одновременно мужа и жену, и подозревала, что их брак нигде не зарегистрирован, а семейная жизнь началась совсем недавно. Им обоим было за сорок, и, несомненно, они очень любили друг друга. Потом, неделю назад, в доме старой женщины в Хемингфорд-Хоуме Салли Воллман заболела. Они оставались там два дня, беспомощно ожидая, выздоровеет она или умрет. Она умерла. Дик Воллман по-прежнему оставался с ними, но стал другим человеком – молчаливым, ушедшим в себя, бледным.
– Он принимает это близко к сердцу, да? – спросила она Судью Ферриса.
– Ларри – человек, который сравнительно поздно нашел себя в жизни. – Судья откашлялся. – По крайней мере таким я его воспринимаю. Людям, которые не сразу находят себя, свойственна некоторая неуверенность. Они обладают всеми качествами, которые, как скажет нам любой учебник по гражданскому праву, должны быть у добропорядочного гражданина: он отстаивает свои убеждения, но не до фанатизма, учитывает факты, относящиеся к той или иной ситуации, но никогда не пытается их исказить, на властной позиции чувствует себя не в своей тарелке, но крайне редко уходит от ответственности, если она возлагается на него… или даже ему навязывается. В демократическом обществе такие люди становятся лучшими лидерами, поскольку крайне мала вероятность того, что они влюбятся во власть. Скорее наоборот. А когда что-то идет не так… например, умирает миссис Воллман… Мог ли это быть диабет? – прервал сам себя Судья. – Я думаю, да. Синюшная кожа, быстро наступившая кома… возможно, возможно. Но если так, где был ее инсулин? Может, она позволила себе умереть? Может, это было самоубийство?
Судья вдруг замолчал, задумавшись, сцепив руки под подбородком, напоминая погруженную в размышления черную хищную птицу.
– Вы хотели сказать, что происходит, если что-то идет не так, – мягко напомнила Люси.
– Если что-то идет не так – Салли Воллман умирает от диабета, или внутреннего кровотечения, или чего-то еще, – такой человек, как Ларри, начинает винить себя. Люди, которых учебники по гражданскому праву превращают в идолов, редко умирают своей смертью. Мелвин Первис, лучший агент ФБР тридцатых годов, застрелился из табельного пистолета в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Когда убили Линкольна, он уже был преждевременно состарившимся человеком на грани нервного срыва. Мы привыкли наблюдать по национальному телевидению, как президенты увядают на наших глазах, из месяца в месяц, от недели к неделе… за исключением, разумеется, Никсона, который расцветал от власти, как вампиры расцветают от крови, и Рейгана, который оказался слишком глупым, чтобы стареть. Наверное, таким же был и Джеральд Форд.
– Я думаю, есть что-то еще… – В голосе Люси слышалась грусть.
Судья вопросительно посмотрел на нее.
– Как там сказано? Я ворочаюсь досыта до самого рассвета?
Судья кивнул.
– Убедительное описание влюбленного мужчины, верно?
Он смотрел на нее, удивленный ее осведомленностью. Люси пожала плечами, скривила губы в улыбке.
– Женщины знают. Женщины практически всегда знают.
Прежде чем он успел ответить, она ушла к шоссе, где рассчитывала найти Ларри, думающего о Надин Кросс.