Сначала бежал трусцой, но потом ему пришлось все ускоряться и ускоряться, чтоб избавиться от мыслей. Он бежал трусцой, затем рысцой, наконец понесся, как спринтер, пятидесятиоднолетний мужчина с седыми волосами, в сером спортивном костюме и белых теннисных туфлях. Мчался по пустынным улицам, словно за ним гнались все демоны ада. В четверть двенадцатого все закончилось обширным инфарктом, и он упал мертвым на углу Дубовой и Сосновой улиц. На его лице читалась искренняя благодарность.
Миссис Эйлин Драммонд из Клюистона, штат Флорида, второго июля сильно напилась, прикладываясь и прикладываясь к ликеру «Де Кайпер мятный кремовый». Она хотела напиться. Потому что, напившись, могла не думать о своей семье, а из всего спиртного организм принимал только мятный крем. Днем раньше она нашла в комнате своего шестнадцатилетнего сына мешочек с марихуаной и выкурила ее, но от марихуаны стало только хуже. Она просидела в гостиной всю вторую половину дня, обкуренная, плача над фотографиями из семейного альбома.
В этот день она выпила бутылку мятного ликера, но потом ее замутило, она побежала в ванную, проблевалась, после чего легла в постель, закурила, заснула, сожгла дом, и необходимость думать отпала навсегда. Как раз поднялся ветер, и вместе с ее домом сгорела большая часть Клюистона. Невелика потеря.
Артур Стимсон жил в Рино, штат Невада. Во второй половине дня двадцать девятого июня, поплавав в озере Тахо, он наступил на ржавый гвоздь. Началась гангрена. Он поставил диагноз по запаху и попытался ампутировать ступню. По ходу операции потерял сознание и умер от болевого шока и потери крови в вестибюле казино «Тоби Харрас», где и оперировал.
В Свонвилле, штат Мэн, десятилетняя девочка Кэндис Моран упала с велосипеда и, разбив голову, умерла.
Милтона Крэслоу, фермера из округа Хардинг, штат Нью-Мексико, укусила гремучая змея, и через полчаса он умер.
В Миллтауне, штат Кентукки, Джуди Хортон, семнадцатилетняя и красивая, была очень даже рада последним событиям. Двумя годами ранее Джуди допустила две серьезные ошибки: позволила себе забеременеть и позволила родителям уговорить себя выйти замуж за парня, который ее накачал, студента-очкарика из местного университета, собиравшегося стать инженером. В пятнадцать лет это так приятно, когда тебя приглашает на свидание студент (пусть даже и первокурсник), но она никак не могла вспомнить, почему позволила Уолдо – Уолдо Хортон, что за сраные имя с фамилией? – добиться своего. Если уж она и собиралась залететь, почему именно от него? Джуди также позволяла «добиться своего» Стиву Филлипсу и Марку Коллинзу, игрокам футбольной команды Миллтаунской старшей школы («Миллтаунским кугуарам», если точнее, мы-им-двинем-двинем-двинем-за-родной-наш-бело-синий). Она входила в группу поддержки и, если бы не этот сраный Уолдо Хортон, могла бы ее возглавить, и легко. Опять же если по делу, то муж что из Стива, что из Марка получился бы куда лучше. Оба широкоплечие здоровяки, а у Марка еще длинные светлые волосы. Но ее накачал Уолдо, и никто другой, кроме Уолдо. Для этого ей понадобилось лишь заглянуть в дневник и сделать самые простые арифметические расчеты. А после того как родился ребенок, не понадобились и расчеты. Вылитый отец. Сраный.
Два года она не разгибала спины, работала в ресторанах быстрого обслуживания и в мотелях, тогда как Уолдо учился. Если он так хотел обзавестись семьей, почему не мог пойти работать? Но ее и его родители этого не допустили. В одиночку Джуди смогла бы его уговорить (заставила бы пообещать, прежде чем позволила бы прикоснуться к себе в постели), однако вся четверка бабушек и дедушек постоянно лезла не в свои дела. «Ох, Джуди, все будет гораздо лучше, когда Уолдо получит хорошую работу… Ох, Джуди, все выглядело бы для тебя не так мрачно, если бы ты почаще ходила в церковь… Ох, Джуди, ешь дерьмо, глотай и улыбайся… Пусть оно станет твоим дерьмом…»
Потом появился «супергрипп» и решил все проблемы. Ее родители умерли, ее маленький мальчик Пити умер (грустно, конечно, но через пару дней она это пережила), потом умерли родители Уолдо, и, наконец, умер Уолдо, а она обрела свободу. Мысль о том, что она тоже может умереть, ни разу не пришла ей в голову, и, само собой, она не умерла.
Они жили в большом и шумном многоквартирном доме в центре Миллтауна. Квартира эта приглянулась Уолдо тем (у Джуди никто и не спрашивал), что в подвале дома находилась большая морозильная камера. Они въехали сюда в сентябре тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, в квартиру на третьем этаже, и догадайтесь, кому всегда приходилось спускаться в подвал за стейком или гамбургером? У вас три попытки, и две первые не в счет. Уолдо и Пити умерли дома. К тому времени из больницы приезжали только за большими шишками, да и в моргах не осталось свободного местечка (впрочем, моргов Джуди боялась, никогда бы не пошла туда по своей воле), но электричество подавалось без перебоев. Поэтому она отнесла их вниз и положила в морозильную камеру.
Электричество в Миллтауне отключилось три дня тому назад, но в морозильной камере царила прохлада. Джуди это знала. Потому что спускалась вниз, чтобы посмотреть на их мертвые тела, три или четыре раза в день. Говорила себе, что просто проверяет. А зачем еще? Конечно, не для того, чтобы радоваться.
Она спустилась вниз и второго июля и забыла подложить резиновый клин под дверь морозильной камеры. Дверь закрылась и захлопнулась на защелку за спиной Джуди. Только тут она и заметила, после двух лет пользования морозильной камерой, что изнутри ее открыть нельзя. К тому времени температура в камере поднялась достаточно высоко, и замерзнуть Джуди не грозило. Но от голода тепло не спасало. И Джуди Хортон все-таки умерла в компании мужа и сына.
Джим Ли из Хэттисбурга, штат Миссисипи, подсоединил электропроводку своего дома к бензиновому генератору – и получил смертельный удар электрическим током, когда попытался его запустить.
Ричард Хоггинс, молодой чернокожий парень, всю жизнь прожил в Детройте, штат Мичиган. Последние пять лет он сидел на замечательном белом порошке под названием «хехроун». Во время эпидемии «супергриппа» пережил жуткую ломку, потому что все сбытчики и наркоманы, которых он знал, умерли или покинули город.
Тем ярким солнечным днем он сидел на замусоренном крыльце, пил теплый севен-ап и мечтал о дозе, совсем маленькой, крошечной дозе.
Он начал думать об Элли Макфарлане, точнее, о том, что он слышал об Элли Макфарлане перед тем, как грянул гром. Люди говорили, что Элли, третий по оборотам сбытчик в Детройте, только что получил партию товара. И теперь дефицита не будет. Причем получил не какое-то дерьмо, а «китайский белый».
Ричи не мог знать наверняка, где Макфарлан хранит большую партию товара – такие знания были вредны для здоровья, – но слышал от знающих людей, что Элли светил долгий срок за решеткой, если бы копы сподобились обыскать дом в Гросс-Пойнте, который Элли купил для своего двоюродного дедушки.
Ричи решил прогуляться в Гросс-Пойнт. В конце концов, чем еще он мог себя занять?
Из детройтского телефонного справочника он узнал, что некий Эрин Д. Макфарлан проживает в доме на Лейк-шор-драйв, и отправился в путь. Прибыл, когда уже начало темнеть. Ноги болели. Ричи уже не говорил себе, что это всего лишь прогулка, в которую он отправился от нечего делать. Ему хотелось ширнуться, очень хотелось.