Бэтман Аполло - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пелевин cтр.№ 83

Но к тому, что случилось, готов я точно не был.

Туман прорезала вспышка света. Она была невыносимо яркой. Я зажмурил глаза — и во мраке меня накрыл звук исполинского гонга.

Когда я опять стал видеть, над равниной высился огромный треугольник. Это была каменная пирамида, залитая багровым светом. Я не видел ее раньше в таком ракурсе — но это была та самая пирамида. На ее гранях темнели широкие лестницы, а на плоской вершине…

На вершине стоял голый Кедаев.

Он был очень далеко. Но каким-то образом я видел его в мельчайших деталях — примерно как убегавшего Озириса. Кедаев выглядел так, словно его только что разбудили — и с хмурым отвращением озирался по сторонам.

Но самым странным было разлитое вокруг него багровое сияние. Сначала я подумал, что это падающий на него отсвет какого-то огня. А потом мне стало ясно, что источником этого света был он сам. Он сверкал, как красная лампочка, видная далеко во все стороны.

Мало того, я понимал, что означает этот свет. Кедаев был крайне аппетитен. Багровые лучи сообщали всем заинтересованным лицам, что на вершине пирамиды их ожидает роскошное, сытное и невероятно вкусное блюдо. И эти заинтересованные лица — вернее, морды, — уже вовсю лезли вверх по каменным ступеням. Я с содроганием понял, что анимограмму Кедаева оживляет уже не мое внимание — а их…

Кедаев несколько раз обошел площадку, глядя вниз. Но спрятаться было некуда. А потом его захлестнула взлетевшая со всех четырех сторон черно-зеленая живая волна.

Я поглядел на Озириса.

Сначала я не увидел его. В том месте, где он только что пробивался сквозь толпу чертей, теперь были лишь клочья желтого тумана.

А потом я его все-таки нашел.

Я даже не мог сказать, где он. Озирис стал так огромен, что этот вопрос просто потерял смысл. Перед ним уже не было ничего — он сам создавал место для своего следующего шага тем, что его делал. Мне пришло в голову, что нечто похожее происходит с высотным шаром, раздувающимся в стратосфере — только Озирис поднялся над всем существующим так высоко, что занял собой почти всю вселенную. А затем это «почти» отпало. Озирис разросся настолько, что действительно стал всем.

И исчез.

У меня было чувство, что на моих глазах произошло что-то невероятное. Грандиозное. Что-то такое, чего я не имел права видеть. Сперва время мне казалось, что прямо передо мной светится ослепительная звезда, которая одновременно была Озирисом и всем существующим. Потом я понял, что это невозможно, и звезда исчезла.

Теперь я не видел ни пирамиды с Кедаевым, ни желтого тумана — ничего вообще. Вокруг была непроглядная тьма, в которой порывами дул теплый ветер. Но я знал, что распахнутая Озирисом дверь до сих пор открыта. От его побега остался след — шириной с целый мир, и я мог последовать за ним. Во всяком случае, мог немного прогуляться в запретном направлении…

Я пошел вперед.

Сначала я не видел, куда ставлю ноги — но скоро в темноте стало просвечивать подобие дорожки. С каждым шагом я различал все больше деталей.

Это было что-то из детства — уже из моего собственного. Постепенно я начинал видеть не только саму тропу, но и растущие вокруг деревья. Дорожка была обсажена по краям цветами красивых и редких оттенков. Кажется, они назывались «анютины глазки».

Я знал, что, если я смогу увидеть мир целиком и различить небо над головой, произойдет что-то важное. Может быть, мне даже не надо будет возвращаться назад…

И я уже почти догадался, каким это небо должно быть — летним, выгоревшим, светло-голубым в редких белых клочьях, — когда прямо передо мной выросли два черных монаха самого неприветливого вида.

Они стояли на дорожке, по которой я шел, перекрывая ее своими телами. Их руки были сложены на груди, а лица — скрыты под темными капюшонами.

Их вид казался настолько угрожающим, что в моей руке появился шест Аида. Другая моя рука обросла щитом, а на голове сгустился шлем — этими атрибутами ныряльщика я обрастал в случае опасности рефлекторно.

Монахи прореагировали очень живо. Не теряя достоинства, они быстро попятились — даже, пожалуй, побежали назад, не опуская сложенных на груди рук и все так же обернув ко мне свои скрытые капюшонами лица. Вскоре они скрылись из виду.

Что ни говори, хорошо принадлежать к небольшому, но влиятельному древнему сообществу… Я собирался пойти по тропинке дальше — и вдруг увидел, что вместе с монахами исчезла и она: словно, убегая, они свернули ее, как ковровую дорожку.

На душе у меня стало кисло.

Но, хоть я не мог больше идти по этой дорожке, я помнил, как она располагалась в пространстве. Просто из любопытства я пошел по густой непроницаемой черноте в ту сторону, куда она вела.

Вскоре выяснилось, что монахам не удалось скрыть свои следы полностью. Я заметил в темноте огонек. Подойдя ближе, я увидел птичье перо. Оно было радужным и ярким, и светилось, как завиток раскаленного металла. Я не стал его поднимать, опасаясь обжечься.

Я пошел дальше, внимательно глядя вперед — и понемногу уже начиная прикидывать, как бы смыться из этой неприветливой черноты. Мне не особо нравилось, что вокруг то черти, то монахи. Что им, спрашивается, нужно от странника, совершенно не интересующегося подобной кодировкой?

Впрочем, причину их появления я понимал. Религиозные видения бывают во время Красной Церемонии у многих вампиров, так что у нас даже есть специальный курс «Confidence revival» [26] , который я не поленился в свое время проглотить, увидев под баблосом какого-то воинственного ангела света (он походил на объятый голубым пламенем самолет-спиртовоз — и некоторое время гнался за мной, но потом отстал).

У людей есть поговорка — «с каждым сбудется по его вере». Ее обычно употребляют не к месту, в том смысле, что надо верить в хорошее, быть оптимистом, и все будет чики-чики. В действительности же смысл этих слов более прозаичен. Он в том, что наши видения — в том числе и загробная реальность — выстраиваются из наших бессознательных ожиданий. Если вы родились в реке под названием «Волга» и провели в ней всю жизнь, это означает, что в какой-то момент вы окажетесь в Каспийском море (если только Горький не врет). Забавно, однако, что люди чаше всего не вполне понимают, по какой именно реке они плывут.

Иной гражданин уверен, что путешествует по Гангу или Миссисипи, а то и вообще превратился в нильского крокодила благодаря особым духовным практикам, — а на самом деле его по-прежнему сплавляют вниз по матушке-Волге вместе с бутылками от пивасика, гнилыми бревнами и прочим сором. Чтобы разобраться с вопросом до конца и понять, во что человек верит (и верит ли вообще), ему надо умереть — и вновь прийти в себя под взглядом Великого Вампира. Тогда все проясняется довольно быстро.

Вера, увы, не зависит от того, что человек думает про себя при жизни. Она связана с заложенным в детстве фундаментом, который почти всегда сохраняется при разворотах взрослой личности. Хороший и искренний русский человек, на полном серьезе считающий себя последователем Будды, может обнаружить себя в христианском загробии по той же самой причине, по которой всю жизнь видел во время запоев маленьких зеленых чертей — а не, скажем, трехглазых гималайских демонов. Другой, полагающий себя христианином, легко может попасть под атаку свободных мемов в атеистической зоне хаоса.