Он уронил голову.
— Да.
— В школе у Мюриель.
— Да.
— А потом?
Молчание.
— Пару месяцев спустя я столкнулся с ней в Лондоне.
— Не лги мне, Майло.
Короткий вздох.
— Я ей позвонил.
— И лег с ней в постель. — Она встала. — Наверняка эта женщина шлюха, — злорадно сказала Ребекка. — Она ложится в постель с каждым, с кем познакомится? Тебе не пришлось дожидаться своей очереди, Майло?
Она вышла из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь. Весь день у нее во рту не было ни крошки; внезапно Ребекка осознала, что голодна. На кухне она отрезала два куска хлеба и плюхнула между ними ломоть ветчины. Потом прошла в гостиную, на максимальную громкость включила радио, чтобы Майло не решился последовать за ней, и съела свой сандвич.
В ту ночь он спал в комнате для гостей. Когда Ребекка проснулась на следующее утро, от ее былой решимости не осталось и следа. Слишком измученная, чтобы плакать, она лежала без сна, думая, как ей жить без него. Конечно, он от нее уйдет — теперь она это ясно понимала. Зачем ему оставаться с ней, когда его ждет эта красивая девушка, Тесса Николсон?
Ребекка знала, что без него она — ничто. Несмотря на его недостатки, несмотря на предательство, она все еще любила мужа. С первого дня их знакомства она знала, что хочет провести с ним остаток жизни. Ни с кем она не смеялась так, как с Майло. Ни с кем не чувствовала себя такой желанной, красивой, остроумной. Даже сейчас какая-то часть ее мечтала пойти в комнату для гостей, забраться к нему под одеяло, почувствовать объятия его рук, услышать заверения в том, что все будет хорошо — он по-прежнему ее любит и всегда будет любить.
Вторник: она ненавидела его. Ненавидела то, как он двигается, говорит, ненавидела слабость характера, написанную у него на лице, ненавидела все в нем.
Она взращивала свою ненависть до полудня, пока не ушла миссис Хоббс. Развал их брака — мрачно пошутила про себя Ребекка — зависел от графика работы прислуги.
— Я хочу знать все, — сказала она. — Ты должен мне рассказать. Она красивая? Как она выглядит? Она молода?
Они сидели за большим столом и ели ланч, оставленный для них миссис Хоббс. Точнее, делали вид, что едят.
Он угрюмо заметил:
— Не понимаю, чем это может помочь.
— При чем тут помощь, Майло? На самом деле, я хочу заставить тебя страдать. — Она отложила приборы. — Сколько ей лет? Это ведь простой вопрос, не так ли? Уж это-то ты должен знать?
— Двадцать два, — ответил он.
«Двадцать два».
— Бог мой! Дальше ты будет совращать школьниц? — Она закурила сигарету. — И как она выглядит?
Его рука, лежащая на краю стола, слегка дернулась.
— Я не знаю.
— Но ты должен знать, Майло. Ты же был с ней в постели, да? Или ты предпочел не смотреть ей в лицо?
Он вышел из себя.
— Незачем мне грубить!
— Правда? Ну так скажи, какая она? Брюнетка, блондинка, рыжая — ты должен был заметить.
— Блондинка. Волосы медового цвета.
— Медового цвета, — саркастически повторила она. — Как поэтично. А глаза?
— Зеленые, — прошептал он. — С золотыми крапинками.
— Она красивая?
Он помолчал, потом сказал, без всякого выражения:
— Да. Очень.
Майло поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Я не понимаю, зачем тебе это. Зачем ты хочешь это знать?
— Не хочу, — хрипло ответила она. — Но мне надо знать.
Потом Ребекка составила тарелки в стопку и понесла на кухню. Начала соскребать несъеденный обед в мусорное ведро. «Медового цвета. Зеленые с золотыми крапинками». Несколько кусочков моркови полетели мимо ведра и упали на пол. Она размахнулась и швырнула тарелки на плитку, глядя, как они разлетаются на осколки у ее ног.
Утро среды: она повела собаку на прогулку. Ребекка шла очень долго, выбирая самые укромные тропы среди холмов, потому что никого не хотела видеть. Ее туфли скользили по грязи, когда она взбиралась на продуваемые всеми ветрами вершины. Она помнила, как гуляла здесь с Майло, когда они только купили Милл-Хаус, как он забегал вперед и победно махал ей руками, добравшись до гребня холма. На карте он заметил название «Херн-Хилл», и они отправились на поиски; она видела, что он пытается найти приметы древности среди густой травы и синих колокольчиков.
Сейчас она шла вслепую, без всяких карт. Холмы с их подъемами и спусками ничего ей не говорили. Деревни в долинах, казалось, плыли над землей, нереальные, словно миражи. Шагая, она размышляла о том, что считала жизнь Мюриель жалкой, хотя на деле это ее следовало пожалеть. «Бедняжка Мюриель»: ее жениха убило на войне, она никогда не была с мужчиной, питала безнадежную безответную любовь к школьному врачу… Тем не менее, все это было реальностью. Бедняжкой оказалась Ребекка — несчастная глупая Ребекка, которая воображала себя счастливицей, а сама жила среди сплошной лжи.
Замерзнув, она вышла на проселочную дорогу. Стоя у обочины, Ребекка прикурила сигарету: пришлось сложить ковшиком ладони, чтобы спичка не потухла. «Ребенок, — подумала она, — а ведь от меня он никогда не хотел детей». Слезы блестели у нее на глазах. У Майло был сын, а у нее — нет. Ее выдуманный ребенок, Арчи или Оскар, никогда не появится на свет. Эта мысль обожгла ей сердце, разрывая его на части.
Машина, зеленый «хамбер», внезапно притормозила у обочины. Водитель открыл дверцу и обратился к ней:
— Простите, вы не знаете, это дорога на Оксфорд?
Ребекка выпустила дым.
— Нет, вы пропустили поворот.
— Эти сельские проселки все одинаковые. А вы не могли бы подсказать мне, куда ехать?
— Конечно. — Она объяснила водителю дорогу.
— Ужасно сложно, — ответил он. — А вам, случайно, не в ту же сторону? Это было бы огромной удачей.
— Я живу в Литтл-Мортон. В паре миль отсюда.
— Если хотите, я мог бы вас подвезти.
— Что ж, я не против…. Но собака…
— Обожаю собак.
Он потянулся и открыл перед ней пассажирскую дверь. Она бросила окурок на обочину и забралась в машину. Спаниель прыгнул ей на колени.
Мужчина за рулем спросил:
— Как ее зовут?
— Джулия.
— Красивое имя.
Он завел мотор и сказал:
— Позвольте представиться: Эдвард Робинсон. Друзья обычно зовут меня Нед.
У него было худое привлекательное лицо, темные волосы, зачесанные вверх, карие глаза и тонкие красные губы. На руках курчавились темные волоски. Если подать ему нужный сигнал, он пригласит ее пообедать, потом попробует лечь с ней в постель. «Будет ли это достаточной местью?» — спрашивала она себя. Будет ли Майло так же больно, как больно сейчас ей?