Проклятые - читать онлайн книгу. Автор: Чак Паланик cтр.№ 30

Игре во французские поцелуи меня научили в школе несколько мисс Сучек фон Суккинс. В швейцарском интернате, где я чуть не замерзла насмерть, но только содрала всю кожу с ладоней, были три девочки, которые постоянно ходили вместе. И были они ужасные Стервы Стервоски, Прости Проститутсон и Хорь О’Хорри, и говорили по-английски и по-французски с одинаково бесцветным акцентом, как GPS-навигатор в «ягуаре» моего отца. Они ступали чуть-чуть косолапо и ставили каждую ногу прямо перед другой, чтобы показать, как много лет занимались балетом. И всегда были вместе — то полосовали себя бритвами, то помогали друг дружке что-нибудь вытошнить. В тесном интернатном мирке они пользовались дурной славой.

Однажды я сидела у себя в комнате и читала Джейн Остен, и тут мне в дверь постучались эти трое.

Хоть я иногда и демонстрирую антисоциальные тенденции, вызванные годами наблюдения за тем, как мои родители стараются угодить кинозрителям, но я не такая невежа, чтобы оставить одноклассниц за дверью. Нет, я вежливо отложила «Доводы рассудка» и пригласила этих трех мисс Путан фон Путана войти, дала им сесть на мою аскетично узкую, но удобную кровать.

Когда они вошли, первая спросила:

― Умеешь играть во французские поцелуи?

Вторая подхватила:

― Где твой банный халат?

А третья:

― Обещаешь, что никому не расскажешь?

Конечно, я сделала вид, что мне очень любопытно. Если честно, мне совсем не было интересно, но по их просьбе я предъявила халат и смотрела, как одна из этих мисс Шалав Шалавкинс выдергивает белый махровый пояс из шлевок. Вторая из Путан фон Путана попросила, чтобы я легла на спину, лицом к высокому потолку. Третья Хорь Макхорри продела пояс под мою шею и завязала концы на моем нежном горле.

Скорее из врожденной вежливости и обходительности, нежели фактического интереса я спросила, являются ли эти приготовления частью игры. Игры во французские поцелуи. Мы все были в моей крошечной комнате, в одинаковой школьной форме — темные юбки-брюки, кардиганы с длинными рукавами, мокасины с кисточками и белые носочки. Всем нам было по одиннадцать или двенадцать. А день недели был, кажется, вторник.

― Ты подожди, — сказала одна мисс Шлю де Шлюхон.

― Ощущение очень… Si bon, — сказала другая мисс Киска Кискью.

Третья сказала:

― Мы не сделаем тебе больно, честное слово.

Я по природе своей всегда была открытой и доверчивой. Когда вступают в игру чужие мотивы и тайные планы, я, пожалуй, даже слишком доверчива. Мне показалось, что дурно подозревать сразу трех одноклассниц, и я просто стала выполнять их указания. Девочки расположились вокруг меня на кровати: две возле плеч, третья осторожно сняла с меня очки, сложила и, держа их в руках, присела у моих ног. Девочки по бокам взялись за пояс халата, свободно обвязанный вокруг моей шеи. Третья приказала им тянуть.

Пусть эта сцена продемонстрирует вам, какие опасности подстерегают потомков бывших хиппи, растаманов и любителей панк-рока. Пояс сжимался все плотнее, лишал меня не только воздуха, но и притока крови к моему драгоценному мозгу, а я — я не протестовала. По потолку в поле зрения полетели метеоры, мое лицо стало жарко-багровым, сердце запульсировало под ключицами, а я никак не сопротивлялась. Ведь все происходящее — лишь игра, которой меня учат сверстницы в чрезвычайно эксклюзивном интернате для девочек, расположенном в укромном и безопасном уголке Швейцарских Альп. Несмотря на их теперешний статус мисс Стерв Стервоски и Прости Проститутсон, эти девочки однажды закончат школу и займут пост главного редактора британского «Вог» или, на худой конец, первой леди Аргентины. В нас ежедневно вдалбливали правила этикета и протокола. Такие благородные юные леди ни за что не опустятся до чего-то недостойного.

Под их натиском я воображала себя невинной гувернанткой из «Франкенштейна», подвешенной на виселице. Жестокая петля затягивается на моей шее в наказание за то, что моего воспитанника убило ожившее создание безумного ученого. Задыхаясь, я представляла себе туго затянутые корсеты из китового уса. Изнуряющее воспаление легких. Опиумные притоны. Я воображала себе обмороки и головокружения и огромные передозировки лауданума. Я стала Скарлетт О’Хара в сильных руках Ретта Батлера, которые пытаются задушить, изгнать мою любовь к благородному и прекрасному Эшли Уилксу. В этот миг, вцепившись в постель покрасневшими, ноющими пальцами, хриплым от напряжения голосом я вскрикнула, словно Кэти-Скарлетт О’Хара:

― Вы пьяный идиот… Уберите прочь руки!

Мое поле зрения целиком заполнили метеоры, звезды и кометы всех цветов, красные, синие и золотые, а потолок начал опускаться. За какие-то секунды мое сердце будто остановилось, нос почти касался, да, касался потолка, который всего пару мгновений назад парил высоко-высоко надо мной. Мое сознание летало, парило, смотрело сверху на мою кровать и ее обитателей.

Голос девочки произнес:

― Целуй ее, быстро!

Голос раздался откуда-то позади. Повернувшись, я увидела, что все еще лежу на своей кровати, а махровый пояс туго затянут у меня на шее. Мое лицо выглядит бледным, почти белым, а девочки, сидящие у моих плеч, тянут за концы пояса.

Девочка справа повторила:

― Хватит тянуть, целуйте!

Другая ответила:

― Фу…

Их голоса казались приглушенными, как из тумана.

Третья девочка, сидящая у моих ног, взяла очки и нацепила их на свой задранный нос. Моргая ресничками и кокетливо наклоняя голову то на один бок, то на другой, она заявила:

― Смотрите на меня! Я жирная уродливая дочка тупой, как жопа, кинозвезды… Я была на обложке «Пипл»!

И все три мисс Бимбо фон Бимбо захихикали.

Если позволите на миг предаться самоуничижению, я и вправду выглядела ужасно. Щеки отекли и припухли, стали похожи на абрикосовое суфле. Глаза сощурились в щелочки и казались подернутыми такой же пленкой, как стеклянистая поверхность чрезмерно карамелизованного крем-брюле. Что еще хуже, мой рот широко раскрылся, и оттуда высунулся язык, зеленый, как сырая устрица. Лицо от лба до подбородка приобрело разные оттенки, от алебастрово-белого до светло-голубого. На покрывале рядом с моей посиневшей рукой лежали забытые «Доводы рассудка».

Я наблюдала за происходящим так же отстранение, как моя мать, которая набирала комбинации клавиш на ноутбуке, чтобы следить за служанками и регулировать освещение. Я не чувствовала ни боли, ни тревоги. Я ничего не чувствовала. Подо мной три девочки распустили пояс на моем горле. Одна просунула руку мне под затылок и немного откинула мою голову назад, а вторая глубоко вдохнула и наклонилась. Ее губы накрыли мои синие губы.

И да, я знаю, что такое клиническая смерть, однако тогда меня больше беспокоили очки. Девочка, которая сидела у моих ног, еще не сняла мои очки для чтения.