— Если Диана Сойер выплюнет наше вино на глазах у миллионов телезрителей, будет грандиозный скандал, что отнюдь не пойдет на пользу нашей репутации.
Прежде чем Аббат успел откупорить бутылку, содержимое которой отличалось характерным для «Каны» оранжевым оттенком, Филомена сделала шаг вперед.
— Послушайте, святой отец, — вкрадчиво сказала она, — помните, вы всегда говорили нам, что коль подали вино, «то божественно оно»? Быть может, лучше предложить мисс Сойер что-нибудь из аббатских секретных запасов?
— Позвольте мне! — вставил я и, ринувшись в кабинет Аббата, принялся рыться в ящиках с французским вином, которое он заказал ранее — по его словам, «для научных исследований и опытных разработок». Я схватил бутылку какого-то французского вина урожая восемьдесят второго года под названием «Шато Фижак» и быстро перелил содержимое в пустую бутылку с этикеткой «Секрет Аббата», довольно много при этом расплескав. Потом наполовину впихнул пробку в бутылку и поспешил обратно.
Мисс Сойер выпила глоток перед камерами.
— Потрясно! — воскликнула она. — Я слыхала, что качество вина в штате Нью-Йорк повышается, но понятия не имела, что настолько! Как вам это удается?
— Нет уж, — сказал Аббат, — как бы ни любил Господь щедрых на дары, выдавать секреты Каны мы не можем. В конце концов, и Иисус на брачном пиру в Кане оставил Свой секрет при Себе, не правда ли?
Мой взгляд случайно упал на пробку, которую Аббат держал в руке. К ужасу своему, я отчетливо увидел на ней штамп с надписью «ШАТО ФИЖАК». Однако мисс Сойер закончила интервью, так ничего и не заметив, за что я молча вознес благодарственную молитву.
Потом Аббат поздравил меня с удачным вмешательством. По дороге в свой кабинет он спросил:
— Это было «Фижак», да?
Я кивнул.
— Приятное на вкус, немножко отдает ежевикой и фисташками. Дивный букет. Вероятно, урожая восемьдесят второго года.
— Я вижу, научные исследования и опытные разработки отца настоятеля приносят плоды, — сказал я. — По какой же цене продается бутылка «Шато Фижак» восемьдесят второго года?
— Дороже, чем бутылка «Каны» восемьдесят второго года, уверяю вас. К тому же его не так-то просто достать. Правда, в Чикаго у меня есть знакомый, у которого еще осталось несколько бутылок меньше чем по две сотни за штуку. У него даже есть немного вина шестьдесят первого года.
В кабинете Аббат увидел на линолеумном полу лужицу пролитого «Фижака» и нахмурился:
— Вот это я и называю грехом.
Он налил остаток вина из бутылки в бокал и протянул его Филомене.
— Восхитительно! — сказала она. — Вы бесподобно сыграли роль официанта, ведающего винами, брат Зап.
— Благодарю, — ответил я, — но вряд ли подобная долгосрочная стратегия окажется эффективной. Мы получили заказы на миллион бутылок. Если мы и впредь будем разливать вино стоимостью в двести долларов по бутылкам, которые продаем по восемь зеленых… — я потянулся за Аббатовым калькулятором, — то наша чистая прибыль составит… минус сто девяносто два миллиона долларов. Конечно, только у вас есть степень магистра в области управления частными компаниями, но такой план торговых операций не кажется мне блестящим.
Аббат явно ужаснулся:
— Отдавать мой «Фижак» людям, которые покупают вино по восемь долларов? Numquam!
[16]
— Ни в коем случае! — Филомена застенчиво улыбнулась Аббату. — Самое лучшее вы приберегаете для себя!
Оба захихикали так, что это вызвало у меня раздражение.
— Что же в таком случае, — спросил я, — мы планируем подавать гостям на свадьбе?
— Чилийское вино, — сказал Аббат. — То вино, за которым вы собирались лететь, когда брат Дипак изменил ваш маршрут.
Опять он за свое!
— Вы хотите сказать, когда Брокер Наш Небесный передал информацию относительно компании «Эппл»?
И тут, стремясь предотвратить жаркий богословский спор, вмешалась Филомена.
— Нельзя торговать только чилийским вином, — сказала она. — С точки зрения потребителя, привлекательность «Каны» состоит в том, что монахи именно здесь выращивают и давят виноград, а потом разливают вино по бутылкам. Если на этикетке будет написано «Произведено в монастыре Каны», то, согласно букве закона, мы должны делать вино здесь.
— Вот именно! — сказал я. — А это значит, что нам необходимо новое оборудование для производства вина. Нашего собственного вина. Вина без ржавчины. Без оранжевого оттенка.
— Частности! — надменно произнес Аббат. — Мы будем разливать по бутылкам чилийское вино и немного своего — только совсем немного, чтобы не портить букет.
— Хорошо, но нам все равно нужно новое оборудование! — сказал я. — Мы положили на свой счет деньги, выплаченные за миллион бутылок вина. Теперь мы должны поставить миллион бутылок. Хоть чего-нибудь!
Аббат неохотно согласился выделить средства на новое оборудование для разлива вина по бутылкам, хотя он, по-видимому, уже утратил интерес к любому вину отечественного производства. В то время все его помыслы были сосредоточены на других проектах. Строительные работы в его президентских апартаментах были в самом разгаре, и теперь он, как это ни прискорбно, стремился к осуществлению еще более грандиозного плана.
После репортажей в средствах массовой информации к нам еженедельно приезжали десятки посетителей, просивших показать им винодельни и, само собой, покрытую снегом «гору Кана». Брату Джерому, недавно назначенному директором по связям с паломниками, удавалось с успехом морочить им голову. Тем временем Аббат увидел в экскурсантах новый потенциальный источник дохода. Они с Эллиотом строили планы возведения горы Кана в натуральную величину.
— Раз уж они приезжают, — заметил он, — можно ее и соорудить.
Начали приходить первые гневные письма. Прошло уже много времени с тех пор, как был показан рекламный ролик, и покупатели желали знать, где их вино. Аббат, увлеченный реконструкцией кабинета и возведением горы, назначил меня директором-распорядителем. На мою долю выпало объяснять недовольным массам, что «наше скромное предприятие завалено заказами», но монахи, мол, трудятся круглые сутки, стремясь их выполнить. По иронии судьбы, мои неубедительные отговорки оказали благотворное влияние на спрос. Едва стало известно, что «Кана» недоступна, как мы стали получать еще больше заказов. Филомена тут же повысила цену с восьми до пятнадцати долларов за бутылку. А я получил возможность уверять покупателей, предъявляющих претензии, что они заключили сделку «на выгодных условиях». Аббат начал говорить о том, что пора продавать канское вино на срок.
Однажды утром брат Джером привел ко мне посетителя.
— Я сводил его на экскурсию, — прошептал он. — Даже своих свиней ему показал. Но у него какой-то жетон. Он говорит, что хочет видеть того, кто заведует винодельней.