Наши расставания - читать онлайн книгу. Автор: Давид Фонкинос cтр.№ 20

Я бросился к ним. Как в страшном сне, ноги отказывались мне повиноваться, я не мог заставить их двигаться быстрее — силы покинули меня. Селина исчезла так же быстро, как появилась. Я смотрел на Алису и ее белизну — и та и другая замерли, словно неживые. Она повернула ко мне голову и прочитала панику в моих глазах; этот взгляд подтверждал, что все услышанное — правда; да, один только взгляд, и у нее не осталось никаких сомнений: человек, за которого она собралась выйти замуж, провел эту ночь с другой женщиной; всего несколько часов назад он лежал в ее объятиях и повторял «да, да!», как будто — подлец, подлец! — репетировал, как будет говорить свое «да» уже ей. В глазах Алисы я прочитал смерть. Потом она развернулась и побежала. Белизна умчалась прочь. Вокруг меня поднялся ропот, сменившийся тягостной тишиной. Никто ничего не понимал. Невеста удирает, жених пытается ее догнать. В голове у меня царила пустота. Я не думал о том, во что теперь превратится моя жизнь, я просто хотел догнать Алису, все ей объяснить и повернуть время вспять. Она бежала очень быстро, машины едва успевали затормозить перед ней — она вполне могла погибнуть под их колесами, что меня не удивило бы: как известно, беда не приходит одна. Я был уверен, что даже смерть не так ужасна, как то, что сейчас происходило. От бега я уже начал задыхаться. Сказывалась бессонная ночь. Мне было жарко, я обливался потом, а вдали все мелькал силуэт той, которая уже не станет моей женой, потому что теперь-то мне стало ясно, что между нами все кончено, что бегу я за тенью, за незнакомкой. Но я не сбавлял темпа, а Алиса летела вперед, срезала углы, сворачивала в узкие улочки, чтобы затеряться в их лабиринте, и прохожие провожали взглядами бегущую девушку в подвенечном платье. На меня, мокрого от пота и стыда, они тоже таращились — как на жалкого неудачника, каковым я и был. Горе замедляло мой бег, но и Алиса, я видел, постепенно сбивалась с ритма, так что у меня на миг мелькнула мысль: может, мы еще соединимся? Обнимем друг друга? Она надает мне пощечин, это ясно, но позволит оправдаться, и я объясню ей, что эта женщина — попросту ненормальная. Разве можно верить женщине, способной учудить подобное? Ни в коем случае нельзя! Во мне проснулась надежда, но белизна продолжала от меня удаляться. Мы оказались на маленькой улочке, я ее помню до сих пор, эту улочку, и, добежав до ее конца, я обнаружил, что не знаю, куда она с нее свернула — налево или направо. Я больше ничего не видел, только солнце, которое било мне в глаза, как будто собиралось еще долго поджаривать меня на медленном огне, и это было мне карой.

Как рассказать о том, что прошло время, что жизнь топтала меня на протяжении десяти лет? Не представляю, о чем говорить, с чего начать. Привыкший навешивать ярлыки на других, я физически не способен собрать в кучку собственные мысли и чувства. Очевидно одно: я здорово изменился. Меня стало трудно узнать, и не исключено, что именно к этому я и стремился в долгие месяцы своей глухой тоски. Больше всего мне хотелось, чтобы знакомые перестали смотреть на меня с брезгливым состраданием. Я превратился в парию: негодяй и злодей, я сполна заслужил свое изгнание в подземелье мира. Я остро страдал еще и от несправедливости, от диспропорции причин и следствий. Некоторые совершают преступления против человечества и спокойненько живут себе поживают в пампасах. Но я-то, я? Мне, всегда считавшему себя человеком глубоко порядочным и обремененным моралью, постоянно стремившемуся поступать по совести, выпало на долю такое, что другим и не снилось. Самое ужасное, что я причинил боль женщине, которую любил, такую непереносимую боль, что при мысли о ее муке моя собственная рана саднила еще больше. Скажу сразу: за эти десять лет я ни разу не слышал об Алисе. Звонить ей я не смел, раздавленный своим позором. Так, в молчании, и пролетели эти годы. В самом начале я еще колебался, хотя понимал, что нет на свете таких слов, которые способны исправить то, что я натворил. Никакое сочетание литер не могло отменить крах любви. В таком душевном состоянии я пребывал в первые дни, и, наверное, с них и следует начать повесть об этих десяти годах. Начать с начала. Рассказать о десяти годах, которые привели к тому, что сейчас я сижу там, где сижу, в просторном кабинете, и пытаюсь осмыслить свою жизнь. Прямо передо мной стоит телефонный аппарат. Я еще не знаю, что через несколько секунд он зазвонит. Не знаю, что услышу голос Алисы. Ровно через десять секунд она вновь возникнет из десятилетнего небытия.

Под палящим солнцем я вернулся на площадь перед мэрией. Понятия не имею зачем. Можно подумать, меня вело тщеславное желание усугубить кошмар еще большим кошмаром. Все на меня глазели, но никто не издал ни звука. Никогда мне не забыть этих взглядов, этой охватившей всех жуткой неловкости. Не думаю, чтобы существовали слова или жесты, способные меня приободрить. Не знаю, сколько я там простоял, но через некоторое время убрался прочь. Такси довезло меня до ближайшего вокзала, и я сел в первый же отходящий поезд. Надеясь, что он увезет меня куда-нибудь далеко.

Сидевший рядом со мной мужчина обратился ко мне:

— Вы едете на свадьбу?

Его лицо покрывала трехдневная щетина. Впрочем, не уверен, возможно, он не брился уже целую неделю. Он носил маленькие круглые очочки. Я хотел ему ответить, но не смог.

— Я почему спросил… Вы в таком костюме, как будто едете на свадьбу… Кстати, обратите внимание, сам я хоть и не в черном, но еду на похороны.

— …

— Отца хоронить. Три дня назад умер. Я, конечно, точно не знаю, но почему-то уверен, что он бы не одобрил, если бы я приехал в черном. Мы с ним в последнее время редко виделись. Если честно, мы с ним вообще мало виделись. Так-то вот. Он почти не сидел на месте. Когда мне сообщили, что он умер, я первым делом подумал: ну вот, теперь хоть перестанет носиться как угорелый. Хоронить будем в Крозоне. Это на краю Финистера. На побережье, как он и хотел… Поближе к морю. Но, может, я вам надоедаю?

— Нет… Просто я…

— Вам не хочется разговаривать, понимаю. Жизнь паршиво устроена, что ж тут поделаешь? В кои-то веки мне захотелось поговорить, а попался тот, кто говорить не желает. А с вами, я так чувствую, все наоборот. Вы обычно не прочь поболтать, вот только сегодня вам как раз говорить и не хочется.

— Это правда. Соболезную вам… Из-за отца…

— Спасибо. Но знаете, что меня больше всего угнетает? Что на похоронах никого не будет. Я у него один, и даже позвать некого. Странно, но именно это меня и огорчает. Очень огорчает. Не то, что он умер, а то, что на похоронах никого не будет. Представляете? Ужас, верно?

— Да уж. Не знаю даже, что вам сказать.

— Можно мне задать вам один вопрос?

— Задавайте.

— Куда вы едете? Потому что если… Если вы завтра будете не слишком далеко, может, вы согласились бы… Хотя это дико звучит…

— Я с удовольствием приеду, — брякнул я без лишних раздумий. Лицо этого человека показалось мне трогательным, а перспектива заняться хоть чем-то воодушевляла. Когда падаешь в бездонную яму, посещение похорон вполне способно послужить спасательным кругом. Он явно обрадовался и даже пришел в волнение. Может быть, мы подружимся? В царстве горя обстановка благоприятствует установлению прочных связей.