Леннон - читать онлайн книгу. Автор: Давид Фонкинос cтр.№ 23

Эта пытка продолжалась несколько часов, но потом нам все-таки удалось сесть в самолет. Они избили нашего помощника. И взяли Брайана в заложники. Требовали, чтобы мы вернули всю выручку от концерта. Это был неприкрытый рэкет. Сколько буду жить, ни за что не соглашусь даже пролететь над страной, населенной такими придурками. Короче говоря, этот эпизод стал последней каплей, переполнившей океан нашего терпения. Если бы не это, как знать, может, мы еще несколько столетий гастролировали бы по миру. Мы были хорошими учениками. Слушали, что нам говорят, а нам говорили, что мы должны и дальше выступать. Нас призывали загребать бабки, пока они сами плывут нам в руки. Надо учитывать, что в тот момент мы даже не подозревали, что побьем все рекорды продаж дисков. И потому боялись прекратить выступления. К тому же мы не представляли себе жизни без концертов. Я хочу сказать, что на протяжении десяти лет мы были совершенно оторваны от реальной действительности. Я с трудом понимал, как это можно — сидеть на одном месте, не натыкаясь ежесекундно взглядом на чемодан. Но филиппинская история не оставила нам выбора. Поэтому мы приняли решение бросить это дело. Больше «Битлз» не дадут ни одного концерта. Я еще не знал, что это будет лучшее решение, принятое мной в жизни. Я вообще ничего в тот момент не знал. Но облегчение, которое мы испытали, не избавило нас от страха: что с нами будет?

На протяжении долгих лет я жил на чемоданах. Мы работали как собаки, дали тысячи концертов, да и в перерывах между гастролями всегда находилось чем заняться. То записывали очередной диск, то снимались в фильме. Таковы были требования моды — в точности как с Элвисом. Публика желала видеть в музыкантах персонажей кино. И мы потакали ее желаниям. Не знаю, что и думать об этих фильмах теперь. Пожалуй, к первому я испытываю определенную нежность, а остальные считаю полным говном. Фильмы способствовали укреплению имиджа каждого из нас. Пол был романтическим красавцем, Джордж — тайным и немного робким созерцателем, Ринго — лучшим другом в неизменно прекрасном настроении, а я — склонным к сарказму интеллектуалом. Разумеется, из этой версии исключены сигареты, алкоголь и секс. Четыре парня на ветру были на самом деле человечками из конструктора Playmobil. Меня все больше начинали бесить эти ярлыки, которые на нас старательно навешивали. Особенно потому, что это было вранье. Во всяком случае, на деле складывалась картина, гораздо более богатая оттенками. Пол не был самым добродушным, а я — самым желчным. Пол бывал жестким, злым, несговорчивым. Тогда более мягким выглядел я. Наш с ним союз напоминал качели, а наши композиции как раз и рождались в точке равновесия между нашими сомнениями.

Эти фильмы мы воспринимали как школьную перемену. Вспоминаю, как во время съемок одного из них мы беспрестанно курили. Мы были в ужасном состоянии. Текста не знали и только хихикали, как идиоты. Обсуждая со сценаристами сюжет будущего фильма, мы бились над вопросом, куда бы это нам смотаться? Если Полу хотелось покататься на лыжах, то остальные с восторгом вопили: «Отлично! Действие должно происходить в горах!» Потом Ринго начинал ныть, что там холодно, и в итоге получилась история, которая начиналась в Гштааде, а завершалась на Карибских островах. Для нас все было возможно. Мы могли ляпнуть любую глупость, и антикризисный комитет тут же пытался претворить эту глупость в жизнь. Так мы делали кино.

Должно быть, на определенном этапе это начало мне нравиться, потому что по окончании съемок я принял предложение Дика Лестера. И на несколько долгих недель поехал подыхать от скуки в Испанию. И все ради какого-то отстойного фильма. Ожидание между съемками разных эпизодов тянулось бесконечно. Я всегда любил спонтанность. Что в кино, что в кинозвездах. Позже мы с Йоко сняли множество фильмов. Экспериментальных, основанных на ощущениях. Например о том, как муха ползает по обнаженному телу. Я говорил о спонтанности, но и у нас съемки протекали очень непросто. Попробуйте приказать что-нибудь мухе. Особенно если перед вами упрямая муха. Это могло длиться часами. К счастью, мухи не состоят в профсоюзе, иначе не миновать бы нам неприятностей.

Возвращаясь к фильму, в котором я снимался как актер… Может, он и не был таким уж дерьмом. Скажем так: он был полудерьмом. Через несколько недель работы у меня даже вспыхнул к нему некоторый интерес, потому что мой герой носил очки. Это меняло все дело. Я наконец смирился с тем фактом, что нуждаюсь в очках. И сказал себе, что был законченным кретином, столько лет прожил как в тумане только потому, что очки казались мне несовместимыми с обликом рок-музыканта. Я вступал в новую эру своей жизни: эру, в которой я собирался стать собой.

Я надевал очки и пытался вглядеться в мир, однако наркотики разворачивали мои видения на сто восемьдесят градусов. В результате я смотрел в себя. Изучал мир своей души. И мои композиции приближались к ее секретам. Если альбом Rubber Soul появился на свет благодаря траве, то Revolver — благодаря кислоте. Мы все тщательнее работали над студийными записями. Мы уже не воспринимали свою музыку исключительно как номера для концертов. Искали что-то новое, экспериментировали. Джордж Мартин адаптировал наши изыски к реальности. Eleanor Rigby, написанная Полом, стала первой в истории рока песней, исполнявшейся только под струнные. Теперь мы гораздо больше внимания уделяли текстам. In My life, бесспорно, стала моей первой великой песней. Ну да, понимаю, звучит глупо. Но я хочу сказать, что это была первая песня, которую я отыскал где-то в глубине себя и которая не была связана с поверхностными проявлениями моего легкого таланта.

В ту пору я начал сочинять много песен, но чувствовал, что изнутри меня гложет пустота. Меня больше ничто по-настоящему не волновало. Я был в депрессии, сам того не понимая. Сидел дома, уставившись в телевизор. Подсел на Meet the Wife [13] — мыло для английских домохозяек. Синтию моя увлеченность сериалом приводила в растерянность. Телевизор у меня дома вообще не выключался, хотя работал без звука. Ящик превратился для меня в своего рода опору, некий светящийся предмет, действовавший успокаивающе. Я мог за целый день не произнести ни слова. Рядом был сын, он играл у меня на глазах, но мне было на него плевать. Семейная жизнь не принесла мне счастья; присутствие жены меня душило, но моих страданий никто не видел, потому что удушение происходило в тишине. Синтия была ласковой и наверняка осчастливила бы многих и многих мужчин, но во мне она вызывала только копившуюся злость. Мы делили с ней эту жуткую гармонию пустоты. Наше супружество было плоским и лишенным жизни. В ту пору я часто думал о смерти. Не скажу, что меня влекло самоубийство, нет, со мной происходило нечто еще более странное: я убивал себя собственной жизнью. Я постепенно превращался в живой труп.

Не знаю, понимал ли я это тогда, но мне удалось не пойти окончательно ко дну только благодаря Полу. Он приходил ко мне, неизменно в хорошем настроении, как в пятнадцать лет. Приносил песни и говорил, что пора подумать о новом альбоме. Что хватит мне киснуть, надо работать. Пожалуй, именно в этот момент он и завладел «Битлз». Но он не крал у меня группу. Просто он вкладывал в нее больше сил, чем я. Трудно назвать это путчем. Что может быть проще, чем занять место тени? Revolver стал последним альбомом моего господства, последним альбомом, в котором я еще выступал лидером созданной мной группы. Я вел растительную жизнь, и Пол пришел, чтобы пробудить меня от летаргии и поделиться идеей альбома Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band.