Склиф. Скорая помощь - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шляхов cтр.№ 7

Вечером, около половины девятого, явилась жена Мацыркевича. Милая такая женщина, вежливая, очень взволнованная. Исаев вышел к ней, рассказал вкратце то, что можно было рассказать о состоянии Идеального Пациента, в реанимацию («ну хотя бы на секундочку, я же в бахилах!»), разумеется, не пустил, из большого пакета с провизией разрешил только воду без газа и вишневый сок. Жена Мацыркевича настаивать не стала, воду с соком, так воду с соком. На прощанье «проявила сознательность» — попыталась сунуть в карман исаевского халата две яркие пятитысячные бумажки. Исаев перехватил ее руку и мягко отвел в сторону. Не столько потому, что деньги у пациентов и их родственников брать нехорошо и опасно (семь уголовных дел с начала года), сколько потому, что взять деньги в этом конкретном случае было просто невозможно. Жена настаивать не стала, только поинтересовалась, можно ли утром привезти Мацыркевичу домашнего ягодного киселя и белье, про которое она впопыхах забыла. Исаев разрешил, но предупредил, что в реанимации положено лежать нагишом (голого реанимировать проще, не надо тратить время на раздевание, и мыть-перестилать тоже проще), поэтому с бельем можно не торопиться. А ягодный кисель — это хорошо, самое то в первые послеинфарктные дни, не калорийно, легкоусвояемо и работу кишечника немного стимулирует. Пусть ест его Мацыркевич ложечкой и радуется жизни. А вот доктор Исаев жизни не радуется, потому что странный он какой-то, можно сказать — тупой и недалекий. Другой на его месте хотя бы в кисель Мацыркевичу плюнул, чтобы душу отвести. Так то другой, а то Исаев, рефлексирующий псевдогуманист. Был бы настоящим гуманистом — лечил бы Мацыркевича, не держа на него зла. Клятву давал по окончании института? Текст напомнить? Можно не весь текст, а только одну строку: «никогда не обращать мои знания и умения во вред здоровью человека, даже врага». Вот и поступай в соответствии. И не терзайся противоречиями.

Исаев так и поступал — наблюдал, контролировал, назначал, словом, делал все, что требовалось. Понадобилось бы реанимировать — реанимировал бы. И не для виду, а как надо. Только вот смотреть на физиономию Мацыркевича было противно.

Тот тоже заметил неладное, потому что утром, когда Исаев подошел к нему для оценки состояния, сказал:

— У вас, наверное, какие-то проблемы, доктор?

— С чего вы так решили? — удивился Исаев.

— Взгляд у вас такой… смурной, — гад, оказывается, и смущаться умел. — Я не лезу в ваши дела, но просто хочу пожелать вам, чтобы все у вас было хорошо. От чистого сердца.

От такого мелодраматического оборота, который хорош для сериала, но в жизни смотрится неестественно, Исаев немного прибалдел. Настолько, что чуть было не утратил самоконтроль, но вовремя спохватился, прикусил язык, придержал зачесавшиеся руки и ответил:

— Я просто устал…

После утреннего обхода заведующего отделением (во время этого обхода пациенты как раз и передаются от новой смены к старой), Исаев спокойно почаевничал под любимое овсяное печенье с изюмом, рассказал шефу анекдот, повесил на плечо сумку и направился в раздевалку. Вышел из отделения и столкнулся буквально нос к носу с Мацыркевичем, будь он трижды неладен. Только одет Мацыркевич был не в провода, тянущиеся к монитору, а в черное — черную кожаную куртку, черный джемпер, черные брюки. И обут в черные остроносые полуботинки. Здравствуй, Черный Пациент — кошмар каждого уработавшегося доктора.

— Я брат Романа Мацыркевича, которого вчера к вам привезли, — пробасил Черный Пациент. — Передачу ему привез, жена собрала, и хотел бы узнать, как прошла ночь.

Секунд двадцать Исаев осмысливал происходящее и сравнивал брата с образом, врезавшимся в память. Вот это точно он, и взгляд совпадает, и выражение лица то же, и голос… Даже ботиночки, кажется, знакомые, остороносенькие.

— Вы близнецы? — зачем-то спросил Исаев, хотя уточнять очевидное не было никакой нужды.

— Близнецы.

— Давайте передачу, — протянул руку Исаев. — Я отдам ее на пост и отвечу на ваши вопросы.

«Спасибо» в ответ не прозвучало. Видно птицу по полету, добра молодца по соплям, то есть — по манерам.

Разговаривать у дверей отделения Исаев не стал. Нежно взял гада номер два, который и был настоящим гадом, под локоток и увел в ближайшее укромное место — небольшой «карман», образованный двумя выступами стены.

Дело — прежде всего.

— Состояние вашего брата стабильное, — сказал Исаев, — ночь прошла спокойно. Три ближайших дня он проведет у нас, а потом будем решать. А теперь я хотел бы расплатиться.

— Вы? — удивился настоящий гад.

Колпак, халат, да и вся больничная обстановка в целом меняют лица, делают их неузнаваемыми.

— Я, я, — ответил Исаев и пустил в ход полузабытые боксерские навыки.

Мечта сбылась, да так, что лучше не бывает. Резкий хук в зубы (гад стоял спиной к стене, так что затылком о бетон приложился знатно), прямой в солнечное сплетение, снизу коленом еще раз в зубы и сверху по шее рубануть-припечатать. На все про все — секунд пять. Тело с удовольствием вспомнило давнишние навыки и желало продолжения разминки.

Пинать поверженную тушу ногами Исаев не стал. Не хотел опускаться до уровня своего оппонента. На всякий случай предупредил:

— Будешь возникать, я найду двадцать свидетелей того, как ты на меня нападал, а я защищался. И не наезжай больше на людей.

«Наезжай» имело двойной смысл — прямой и переносный.

Оппонент начал медленно подниматься на ноги. Исаев развернулся и неторопливо (догоняй, если хочешь) пошел в раздевалку. Оглядываться не стал — во-первых, это могло испортить впечатление, а во-вторых, топота за спиной слышно не было.

Гад все-таки «возник». В суд, за отсутствием свидетелей, не подал, а жалобу на имя главного врача написал. Пожаловался на грубость доктора Исаева, умолчав о побоях. Видимо, решил, что побои ущемляют его несуществующее достоинство. Исаев, в свою очередь, написал объяснительную в лучших традициях отечественной «несознанки», отрицая как грубость (это было правдой, ведь он не грубил, а воспитывал), так и сам факт общения с гадом (отрицать — так до конца). Главный врач поручил Инессе Карповне «разобраться и доложить».

Для таких сложных случаев у Инессы Карповны была своя система, заимствованная из детективов. Она пригласила к себе Исаева, имитируя работу с документами, помурыжила его минут пять в своем кабинете, чтобы «выбить из колеи», и в лоб выдала:

— Я все знаю! Есть свидетели того, как вы грубили родственнику, но мне чисто по-человечески хочется услышать всю правду от вас.

Смотрела она при этом в глаза Исаеву — не забегают ли?

— Инесса Карповна, направьте ваших свидетелей к психиатру, — не моргнув глазом, не шевельнув бровью, не краснея, не бледнея и не отводя взора в сторону, посоветовал Исаев. — У них галлюцинации. А я при всем своем желании ничего больше вам сказать не смогу, потому что ничего не было. Жалобщику этому тоже, конечно, неплохо было бы показаться психиатру.