Сказитель из Марракеша - читать онлайн книгу. Автор: Джойдип Рой-Бхаттачарайа cтр.№ 29

— У меня с тобой свои счеты. Дело в том, что мне не понравилось, как ты говорил о нашей Джемаа.

— Боже! — воскликнул Тофик в смятении. — Что я такого сказал?

Хадиджа улыбнулась, давая понять, что Тофику нечего бояться.

— Ты зарабатываешь здесь на жизнь, — произнесла она, — но из твоих слов ясно: ты не знаешь главного о своем месте работы. Слушай же меня внимательно. Джемаа — наша сестра и наша мать; она заботится о нас и присматривает за нами; она — источник нашего существования, и говорить о ней в другом ключе — значит, принижать ее. К множеству ее лиц надо привыкнуть. То она молода, то стара; то полна сил, то утомлена. Однако даже в самые плохие минуты Джемаа не опасна — она лишь капризна, и ее прихоти отражают состояние общества. Зато в лучшие свои минуты Джемаа дарит радость и веселье; люди собираются здесь, ибо знают: Джемаа щедро поделится своим счастьем. Возбуждение, что царит на Джемаа, слагается из многих элементов и порождено нашими желаниями. Каждый из нас причастен к ее волшебству, в нем же — ее жизнь. Джемаа захватывает и не отпускает; ее энергия и дух завораживают. Здесь все изменяется, поет в унисон, складывается в орнамент — так рождается красота. Так Джемаа изменяет человека, перековывает на свой лад. Нужно смотреть на нее глазами ребенка — тогда обнаружишь, что сам изменился. Душа должна участвовать в процессе наравне с чувствами, понимаешь ли ты это? Джемаа — символ, точка пересечения всех народов, что когда-либо прошли по нашей земле, проходят сейчас и еще пройдут. Она равно принадлежит магрибцам, сахрави, обитателям Средиземноморья, арабам, берберам. Под ее крылами устроились хамсин, самум, левече, зефир. Эти ветры звучат в каждой здешней мелодии. Прислушайся к нашей музыке: это мозаика, в которой живут мотивы Африки, Среднего Востока, Иудеи, Андалусии — как современные, так и средневековые. Танцуй под эту музыку — много о себе узнаешь. Когда ты на Джемаа, века сливаются вместе, а сам ты — вне времени. Когда ты на Джемаа, культуры разных народов переплетают узоры, и ты поднимаешься над собственным происхождением.

— Таково волшебство Джемаа, — подытожила Хадиджа. — Джемаа — это Магриб в миниатюре. Однако она больше, чем место встречи, ибо, если ты окажешься здесь ранним утром, когда первые солнечные лучи нисходят на ее лик, то поймешь: Джемаа способна внушать умиротворение, какое вряд ли где еще найдется. Счастье с привкусом печали; редчайшее из наслаждений; в нем-то и заключается ее особый дар.

— Значит, Джемаа представляется тебе женщиной? — спросили в толпе.

— Джемаа представляется мне прекрасной женщиной, — подтвердила Хадиджа.

— Может, столь же прекрасной, как пропавшая чужестранка? — добавил я весьма дерзко.

— Почему тогда ты не расскажешь, как встретился с чужестранкой? — продолжал тот же голос.

Я рассмеялся — настойчивость позабавила меня.

— Очень хорошо, — отвечал я, — сейчас расскажу. Я прощаю тебе нетерпение, ибо такова моя роль.

Я уже собирался продолжить, но был прерван.

— У меня есть что добавить, — воскликнула неизвестная женщина. — Дозвольте, я расскажу. Вдруг это важно?

Все обернулись к говорившей, и она, немолодая, полная достоинства сельская жительница, густо покраснела. Она была одета в широкую, уже не новую фоуту — платье в красно-белую полоску, какие традиционно носят уроженки Рифа. На Джемаа эта женщина казалась неуместной; что-то она тут делает, тем более ночью?

— Милая сестра, — сказал я, — вижу, ты не из наших краев. Какая надобность завела тебя столь далеко на юг?

— Горячие детские слезы вели меня, — отвечала женщина. — Мой сын с невесткой живет в Марракеше, днем оба работают. Я приехала присматривать за внуком, их первенцем. Но сейчас это не важно. Я перебила тебя, ибо мне есть что добавить про злосчастную ночь на Джемаа.

— Ты была в ту ночь на Джемаа? — изумился я.

— Была, была, — закивала женщина. — Я тогда работала в отеле, где остановились чужестранцы, напротив мечети Кутубия.

Женщина изъяснялась на диалекте тарифит, распространенном в горах Рифа; речь была торопливая, выговор — провинциальный; она перескакивала с одного на другое, будто слова не поспевали за памятью и она боялась вовсе позабыть какую-нибудь подробность.

— Я работала ночной горничной, — рассказывала женщина. — Чужестранцы остановились в четырнадцатом номере, на третьем этаже, с окнами на бульвар. В ванной барахлил кран, и управляющий отправил меня туда с ведром воды. Я постучалась, меня пригласили войти. Молодая госпожа лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. То ли была огорчена, то ли нездорова. А может, даже и плакала. Я сразу шмыгнула в ванную, чтобы не смущать госпожу. Нас так учат: надо стараться быть невидимой, не раздражать клиентов своим присутствием. Только, хоть чужестранцы и шептались, я все равно уловила суть разговора. Они ссорились; насколько я поняла, госпожа хотела пойти на Джемаа, в то время как господин был против. Каждый настаивал на своем, никто не уступал.

Выйдя из ванной, я застала госпожу перед зеркалом — она вытирала растекшуюся тушь. Вид у нее был расстроенный, но решительный; я подумала, она привыкла, что ее желания всегда выполняются.

«Чего ты боишься? — говорила чужестранка. — Слышишь барабанную дробь? Она зовет нас; если мы не откликнемся, это будет все равно что не ответить на поцелуй. Короче, я пошла, а ты хочешь — присоединяйся, хочешь — тут сиди. Только если откажешься — ты не джентльмен».

— Должна сказать, чужестранец как раз был джентльмен. Он дал мне десять дирхамов чаевых за услуги — я на такое и не рассчитывала; открыл передо мной дверь и держал, пока я не вышла со своим ведром.

По дороге из их номера я все думала: странная встреча, двое молодых, импульсивных людей, застигнутых между любовью и отчаянием. Именно так я и сказала полицейским, что явились наутро искать зацепки. Они весь номер перерыли, да только один из них сам мне признался: они даже не знали, что конкретно искать. К тому времени четырнадцатый номер уже много часов стоял пустой — так в песках пыльный столб стоит еще долго после того, как исчез за горизонтом караван.

Заключив из этих слов, что женщина сказала все, что намеревалась, я поблагодарил ее за смелость и спросил, не видала ли она, случайно, в номере миниатюры, написанной нашим другом Тофиком.

Она с готовностью закивала.

— Как раз собиралась рассказать о портрете. Я его заметила, еще когда из номера выходила, — он был к зеркалу прислонен. Потому-то я и решилась говорить нынче — надо же, думаю, восстановить хронологию событий.

— Хронологию событий? — повторил я, ошеломленный. — Это же профессиональный жаргон. Верно, полицейские говорили о хронологии событий, когда обыскивали номер?

— О нет, полицейские тут ни при чем, — рассмеялась женщина. — Просто я обожаю сериалы на криминальные темы, особенно тот, египетский, про немолодую женщину-следователя. Каждый раз словно окно в человеческую подлость распахиваешь.