– Правильно, – кивнула Светлана, а про себя подумала, что назвать эти картины ерундовскими по сравнению с мазней, которая была развешана кругом, может только совершенно ничего не понимающий в живописи человек. Впрочем, именно такие тупицы и доходят до руководящих должностей в творческих союзах. Закон природы! Таланты творят, а бездари ими руководят…
Светлана быстро прошла по залам, скользя взглядом по стенам. Ничего подобного картинам Федотова больше не оказалось. Надо спросить, не будут ли экспонаты выставлены на продажу. Они какой-то немыслимой энергетикой заряжены. При взгляде на них голова лучше работает, и фантазии слетаются, как птицы к волшебному озеру!
– Светлана, хочешь, я тебя познакомлю с Федотовым? – подбежал к ней устроитель выставки. – Как раз приехал со своими друзьями. Там одна девчонка – с ума сойти!
Впрочем, он тут же осекся, видимо, вспомнив, что нельзя в присутствии одной женщины хвалить другую, если не хочешь найти в первой лютого врага… особенно если другая ей по возрасту в дочки годится.
Светлана охотно пошла за ним – и замерла у входа в зал. Около понравившихся ей картин стоял в группе молодежи худощавый темноволосый парень, приобнимая за плечи… Алину.
Алину, племянницу Вячеслава! Алину, из-за которой рухнула жизнь Светланы с Геннадием, Алину, которая погубила Геннадия! Алину, которая стала за эти годы еще красивее и ярче!
Что? Поздороваться с ней?!
Ну уж нет!
Светлана пробормотала что-то про срочный звонок, о котором внезапно вспомнила, – и бросилась прочь. Она еще не была готова встречаться с Алиной! И никогда не будет готова! Да век бы ее не видеть!
Очарование картин Федотова мигом померкло в ее глазах, даже вспоминать о них было неприятно. И все же она использовала парочку этих странных цветовых сочетаний, когда работала над костюмами для «Двенадцатой ночи», которую вскоре поставили в театре. Волшебный мир, лишенный навязчивой многоцветности, зловещий, мрачноватый, тусклый и благодаря этому таинственный, воистину потусторонний… Светлана получила приз за костюмы на Поволжском фестивале театрального искусства, но о Федотове с тех пор не вспоминала. До поры до времени…
* * *
Эту ночь, вернее ее остатки, Ася почти не спала. Часа два лежала в ванне, смывая с тела и рук грязь, а с лица – слезы, которые, кажется, зацементировали кожу, потом пыталась привести в порядок куртку. Но это оказалось мартышкиным трудом. Кое-как отчистила, отстирала, а потом куртка взяла да и соскользнула с плечиков, на которые Ася ее повесила, в ванну, полную воды. И намокла мигом, да так, что шансов высохнуть до утра не оставила себе никаких.
А в чем идти на работу? Единственный плащ – в кетчупе, единственная куртка – мокрая. У Аси есть еще тоненькая ветровочка, но в ней только в прохладный летний вечерок выйти, для октября она совершенно не годится. Пальто надевать – курам на смех, еще не сезон, получится зима-лето-попугай, наше лето не пугай!
Вот таким мыслям Ася и предавалась остаток ночи, ворочаясь на простынях, которые казались невыносимо колючими и жаркими. В голову пытались пробиться и другие мысли – те догадки, которые осеняли ее там, на Крутом съезде, – но думать об этом было так страшно, что она нарочно возвращала себя на известную всем женщинам спасительную тропинку под названием «Нечего надеть!». Уже где-то в пять перестелила белье на кровати: сменила простенькое бязевое на дорогое сатиновое, прохладное и гладкое, – и наконец-то заснула.
Звонок будильника в половине седьмого кажется голосом лютого врага. Ася ударяет по кнопке, заткнув будильник, но звонок почему-то не унимается. Ага, это в дверь звонят. О господи, кого принесло в такую рань?!
Ну кого-кого, Машу, конечно.
Маша – соседка, молоденькая красотка с белыми волосами ниже талии, модель и все такое, любительница ночных клубов. Частенько забывает купить продуктов и, вернувшись рано утром, идет к Асе за какой-нибудь едой. При всей своей безалаберности она отлично знает Асино расписание и никогда не разбудит ее в выходной. Раз в месяц притаскивает полную сумку апельсинов, или яблок, или других фруктов и так расплачивается за тот творог, кофе, сыр, колбасу и хлеб, которые берет у Аси.
Ася еле справляется с дверью: заперла ее вчера на все замки, как будто все пережитое ночью гналось за ней и норовило ворваться в дом. Впрочем, оно и так ворвалось… от него так просто не спрячешься!
– Ась, привет, – врывается Маша – умытая, с заплетенной косищей, в лиловой шелковой пижаме – умереть не встать! – Что так долго не открывала, разбойников боишься? Слушай, падаю с голоду, у тебя что-нибудь есть?
– Посмотри в холодильнике, – бормочет Ася, еле шевеля губами.
– А ты чего такая?
– Какая? – спрашивает Ася, стараясь встать так, чтобы не видеть себя в зеркале.
Она думает, что Маша скажет: «Как будто тебя всю ночь били-колотили», но та отвечает неожиданно:
– Истомленная.
– Да я вчера плащ кетчупом облила, а куртку в ванну уронила, теперь не знаю, в чем на работу идти, – говорит Ася, и это практически правда.
– Возьми что-нибудь у меня, хочешь? – великодушно предлагает Маша, поводя носом в сторону кухни.
Ася печально улыбается. По ее мнению, в том, что носит Маша, только в цирке выступать. Взять хоть эту пижаму! Но молоденькая соседка не унимается:
– Нет, я серьезно! Мне из одной фирмы прислали целую кучу барахла, в смысле, шмоток, – в благодарность за показ, я это в жизни не надену, для меня это полный отстой, а ты любишь все консервативное. Ставь чайник, а я сейчас принесу чемодан.
– Чемодан?! – изумляется Ася. – Ты что?!
Но Маша уже вылетает вон. Ася еле успевает добрести до кухни и нажать на кнопку электрочайника, как Маша уже зовет ее из комнаты.
Ася входит и видит на диване пластиковый чемодан, а в нем – и впрямь целую кучу каких-то тряпок, и каблуки оттуда торчат, и свешиваются шарфы, бусы…
У Аси начинают трястись руки и подкашиваться ноги. Нужен как минимум час, чтобы все это перемерить! А ей на работу надо уже бегом бежать. И вообще, разве мыслимо надеть на себя это?!
– Ладно, – неразборчиво бурчит Маша, которая – она все делает с третьей космической скоростью – уже налила чаю, и соорудила большущий бутерброд, и даже съела половину, – потом толком посмотришь. А сейчас наденешь вот этот кофтец, а сверху – шкуру. Это по погоде и модно.
Кофтец – это бежевая длинная, ниже бедер, кофта крупной вязки с высоким, как у свитера, воротом. Шкура – короткая, до талии, жилетка из чего-то вроде рыжей лисы, которая надевается на кофтец. Получается такая первобытная одежка. К ней идут рыжие полусапожки на таких каблуках, что Ася заранее прикидывает, где находится ближайший травмпункт. До работы она точно не дойдет живая. Впрочем, Маша уверяет, что каблук практически низкий, всего восемь с половиной сантиметров.
Кто бы мог подумать, что всего!