– Вашему предчувствию?
– Да, прислушайтесь к тому, о чем говорят за столом кардинала.
В это время кардинал приподнялся на постели и подозвал знаком брата короля.
– Ваше высочество, – сказал Мазарини, – прикажите взять это золото.
И он указал на огромную кучу тусклых и блестящих монет, которую выиграл граф де Гиш.
– Оно мое? – вскричал герцог Анжуйский.
– Здесь пятьдесят тысяч экю… Они ваши…
– Вы дарите их мне?
– Я играл для вашего высочества, – отвечал кардинал все более и более слабеющим голосом, как будто усилие, которое он сделал, чтобы подарить деньги, истощило все его силы, телесные и умственные.
– Боже мой! – прошептал Филипп вне себя от радости. – Какой счастливый день!
Он проворно сгреб деньги со стола и положил в карманы… Более трети кучки осталось еще на столе.
– Шевалье, – обратился Филипп к своему любимцу де Лоррену, – поди сюда.
Тот подошел.
– Возьми, – приказал герцог, указывая на оставшиеся деньги.
Эту необычную сцену все присутствующие приняли как трогательный семейный праздник. Кардинал вел себя как отец французских принцев: оба принца выросли под его крылом. Никто не счел щедрости первого министра гордостью или даже дерзостью, как нашли бы в наше время.
Придворные только завидовали… Король отвернулся.
– Никогда еще не было у меня таких денег, – весело сказал Филипп, проходя со своим любимцем к выходу, чтобы уехать! – Никогда! Какие они тяжелые, эти сто пятьдесят тысяч ливров!
– Но почему господин кардинал подарил вдруг герцогу столько денег? – шепотом спросил принц Конде у графа де Ла Фер. – Верно, он очень болен?
– Да, ваше высочество, болен. У него, как вы могли заметить, скверный вид.
– Но ведь он умрет от этого! Сто пятьдесят тысяч ливров! Непостижимо! Скажите, граф, почему он их подарил? Найдите причину.
– Прошу ваше высочество не спешить с выводами. Вот герцог Анжуйский идет к нам вместе с шевалье де Лорреном. Послушайте, о чем они говорят.
Шевалье говорил герцогу вполголоса:
– Неестественно, что кардинал подарил столько денег вашему высочеству… Осторожнее, ваше высочество, не растеряйте… Чего же хочет от вас кардинал?
– Слышите? – сказал Атос на ухо принцу. – Вот ответ на ваш вопрос.
– Скажите же, ваше высочество, – нетерпеливо спрашивал де Лоррен, стараясь угадать по тяжести денег, оттягивающих его карман, какая сумма досталась на его долю.
– Это свадебный подарок, любезный шевалье!
– Как?
– Да, я женюсь, – продолжал герцог Анжуйский, не замечая, что он в эту минуту проходил мимо принца и Атоса, которые низко поклонились ему.
Де Лоррен бросил на молодого герцога такой странный и полный ненависти взгляд, что граф де Ла Фер вздрогнул.
– Вы женитесь? Вы! – повторил де Лоррен. – Это невозможно! Неужели вы решитесь на такую глупость?
– Не я решаюсь на эту глупость, а меня принуждают к ней, – отвечал герцог Анжуйский. – Но пойдем скорей, повеселимся на эти деньги.
Провожаемый поклонами придворных, он вышел со своим приятелем, радостно улыбаясь.
– Так вот в чем секрет! – тихо сказал принц Атосу. – Он женится на сестре Карла Второго?
– По-видимому, да.
Принц Конде задумался на минуту, глаза его блеснули.
– Вот оно что, – медленно произнес он, словно разговаривая с самим собою, – значит, шпаги долго еще не будут выниматься из ножен!..
И он вздохнул.
Один Атос слышал этот вздох и угадал все, что он в себе таил: подавленные честолюбивые стремления, разрушенные мечты, обманутые надежды…
Принц вскоре стал прощаться. Король тоже собрался уходить. Атос сделал Раулю знак, подтверждавший его прежнее приглашение.
Мало-помалу спальня опустела. Мазарини остался один, терзаемый своими страданиями, которых уже не скрывал.
– Бернуин! – произнес он слабым голосом.
– Что угодно, монсеньор?
– Позвать Гено!.. Поскорее!.. Мне кажется, я умираю, – сказал кардинал.
Испуганный Бернуин побежал в переднюю, отдал приказ, и верховой, поскакавший за доктором, обогнал карету короля Людовика XIV на улице Сент-Оноре.
XLIII. Гено
Приказание кардинала было спешное, и Гено не заставил себя ждать.
Он нашел больного в постели, с посиневшим лицом, распухшими ногами, с судорогами в желудке. У кардинала был жестокий приступ подагры. Он мучился ужасно и проявлял нетерпение, как человек, не привыкший к страданиям. Увидев Гено, он воскликнул:
– Ну, теперь я спасен!
Гено был человек очень ученый и очень осторожный, который не нуждался в критике Буало, чтобы заслужить подобную репутацию. Когда он встречался с болезнью, закрадись она хоть в тело самого короля, он обращался с больным без всякой пощады. Он не сказал, таким образом, Мазарини, как ждал министр: «Врач пришел, прощай болезнь». Напротив, осмотрев больного с весьма мрачным видом, он воскликнул только:
– О!
– В чем дело, Гено? И что за лицо у вас?
– У меня такое лицо, какое должно быть, чтобы лечить ваш недуг. У вас очень серьезная болезнь, монсеньор.
– Подагра… О да, подагра.
– С осложнением, монсеньор.
Мазарини приподнялся на локте и спросил с беспокойством:
– Неужели я болен опаснее, чем думаю?
– Господин кардинал, – ответил Гено, садясь у постели, – вы много потрудились в своей жизни; вы много страдали.
– Но я еще, кажется, не стар. Подумайте, мне только пятьдесят два года.
– О, господин кардинал, вам гораздо больше!.. Сколько лет продолжалась Фронда?
– Зачем вы спрашиваете об этом?
– Из медицинских соображений.
– Да почти десять лет.
– Хорошо. Считайте каждый год Фронды за три года… Выходит тридцать лет, лишних двадцать. Двадцать и пятьдесят два – семьдесят два года. Стало быть, вам семьдесят два года, а это уже старость.
Говоря это, он щупал пульс больного. Пульс показался ему таким плохим, что он тотчас прибавил, несмотря на возражения Мазарини:
– Если считать каждый год Фронды за четыре года, то вам будет восемьдесят два.
Мазарини, побледнев, спросил еле слышным голосом:
– Вы говорите серьезно?
– Да, к сожалению, – отвечал медик.
Кардинал дышал так тяжело, что даже неумолимый доктор сжалился бы над ним.