Как прошел рабочий день, он не помнил. Ему что-то говорили, он что-то отвечал, что-то делал, не осознавая, где он и что с ним. После работы, заведя старенькие «Жигули», Тихорецкий отправился за город, как всегда остановился на обочине, вышел из автомобиля, упал лицом в пожухлую от солнца траву и зарыдал. Его сотрясали спазмы. Слезы градом катились из глаз. Последний раз такая же истерика случилась с ним в Чечне, когда шальная пуля боевика убила его лучшего друга, Мишу Завьялова, красивого, скромного восемнадцатилетнего парня. С Мишей они долгое время делили кров и пищу и мечтали вернуться домой. Где-то под Псковом у него осталась невеста и старенькая мать. Пуля должна была пощадить его хотя бы для них…
Но это произошло на войне, где каждый готовился к смерти каждый день. А здесь люди гибли в мирное время по прихоти ненормальной бабы с искалеченным лицом.
Он катался по траве и глотал соленую влагу. Ужасно хотелось сесть в машину и слететь с обрывистого склона, чтобы съедающие душу мысли не мучили его.
— Мама, услышь меня, — шептал Женя, глядя в небо. — Мама, подскажи, что мне делать?
Парень вспомнил, что мать всегда презирала самоубийц. Как она была права! В его случае этим мало чего добьешься. Он поднялся с земли и поехал домой.
Отперев дверь ключом, юноша с надеждой прислушался: в квартире стояла тишина. Свет не горел. Что, если Катя выполнила его требование и покинула их совместное жилье? Подумав об этом, Тихорецкий испытал облегчение. Парень знал: Катю он никогда не сможет сдать. Пусть лучше уходит. Лучше для него и для нее. Однако она не ушла. Ее распростертое тело лежало в столовой, а рядом валялись пустые упаковки реланиума. Женя дико заорал и бросился к девушке. Руки ее были холодны, как лед, глаза закатились. Дрожащей рукой он пощупал пульс и облегченно вздохнул. Катя еще жива.
Он прижал ее голову к своей груди:
— Зачем ты это сделала?
Екатерина открыла глаза и закашляла. Евгений перенес ее на диван и, побежав к телефону, набрал номер «Скорой помощи»:
— Срочно приезжайте! Ямская, 8, квартира 12. Отравление снотворным.
Девушка застонала:
— Помоги мне дойти до туалета и отмени вызов. Я помогу себе сама. Только скажи, что любишь меня и никогда не бросишь.
«Мы в ответе за тех, кого приручили», — вспомнилась ему знаменитая фраза Сент-Экзюпери.
— Я люблю тебя и никогда не брошу. — Парень поднял ее и донес до ванной. Девушка долго и старательно промывала желудок, а он отменял вызов «Скорой помощи». Катя снова завладела всеми его мыслями. Он понял: никто ему не нужен, кроме нее.
Глава 67
Лариса сделала паузу. Какая-то необыкновенная интуиция помогала ей восстанавливать картину преступлений шаг за шагом. Смотревшая на нее сначала с усмешкой, Климентьева постепенно втянулась в эту своего рода игру и даже подсказывала, если Лариса была не совсем точна в описании происшедшего. Казалось, такое положение ее забавляло.
— В вас действительно погибла великая актриса, — устало сказала оперативница. — Могу себе представить, какие спектакли вы разыгрывали перед Тихорецким в течение ближайших дней. Жаль, что он был единственным зрителем и до недавнего времени так ничего и не понял. Ведь сцена со снотворным тоже была игрой?
— Конечно. — Подозреваемая блеснула белыми ровными зубами.
— А потом вы встретили профессора Белова, — продолжала Лариса, — и поняли: никогда не надо прощаться с мечтой преждевременно. Перед вами снова заблистали огни рампы и замаячил Леша Шаповалов. В прекрасном мире не было места Евгению Тихорецкому, скромному слесарю, который хорош разве только преданностью и любовью. Правда, ему вы тоже отвели роль. Он должен был помочь вам в последний раз и капитально, а потом тихо исчезнуть из вашей блистательной жизни. Верю, вам бы это удалось.
— Я тоже не сомневаюсь. — Климентьева не переставала улыбаться.
— Однако мы помешали вам осуществить грандиозные планы, — Кулакова иронически усмехнулась, — извините нас.
— Это мы еще посмотрим, — сказала девушка ледяным тоном и пояснила: — Ваш рассказ был крайне интересным, но вы не записывали его на диктофон. Признание в убийстве Бобровых и Якушева я никогда не подпишу. Меня будут судить только за убийство Поленова. Вы правы: я хорошая актриса. Мой сольный номер на суде будет блестящим, и деньги Женечки на хорошего адвоката не понадобятся: со мной адвокаты отдыхают. А вот прокурору придется потрудиться. — Она вздохнула. — Разыграть ненормальную у меня вряд ли получится, впрочем, я и не жалею: на признание невменяемости у меня нет ни связей, ни денег. Так что будем довольствоваться тем, что есть. — Климентьева рассмеялась, весьма довольная собой.
— Допустим, вы окажетесь правы, — Кулакова пристально посмотрела ей в глаза. — И все равно тюрьмы вам не избежать. Вы получите минимум десять лет, даже со смягчающими обстоятельствами. Десять лет — это немало, Катя. Кроме того, это конец мечте, карьере, конец всему, из-за чего вы шли на преступления.
Смех Кати стал громче:
— Думаете, мне это надо? — Она вытерла выступившие от смеха слезы. — Нет, Лариса, не помню отчества, вы так ничего и не поняли. Мне нужно мое лицо.
— Зачем оно вам? — Оперативница грустно посмотрела на нее. — Без ваших планов на будущее?
Женщина поражалась тому, что сидящая перед ней молодая девушка, почти девочка, не испытывала никакого раскаяния. Она просто мстила. Шла по трупам невиновных людей. И не страдала.
— С моим прежним лицом я другой человек, — призналась Катя. — Вы не понимаете: я получу его — а остальное приложится.
— Как же вы его получите? — Лариса развела руками. — Когда вас выпустят, вам будет уже больше тридцати. Ни работы, ни денег, ни любимого мужчины…
— А вот тут вы ошибаетесь. — Климентьева лукаво улыбнулась.
— Думаете, Тихорецкий будет ждать вас?
— Евгений мне больше не нужен. — Девушка махнула рукой. — Но он не один на земле. Найдутся другие, которые полюбят меня так же, как он, и с радостью помогут вернуть лицо.
— Вот тут вы не правы. — Лариса сочувственно посмотрела на подозреваемую. — Таких, как Женя, один на тысячу. Однажды вы его встретили, это был ваш шанс, данный Судьбой, шанс вернуть прежнее лицо и с ним — мечты. Однако вы не заметили этого. Поверьте, такого больше не будет. Безусловно, на вашем пути еще встретятся мужчины, Но, я уверена, их вам захочется убить, потому что они станут с презрением говорить о вашем шраме. Наше счастье, что теперь мы знаем ваш почерк, поэтому советую обходиться без жертв. — Кулакова встала, давая понять: допрос окончен.
Катя тоже встала.
— Вы меня плохо знаете, — сказала она. — Я настоящая женщина и умею манипулировать мужчинами. У меня еще все будет.
Женщина пожала плечами: