– Вы первый раз?
– Да.
Юркая пожилая дама уложила ее на кресло.
– Какие жалобы?
– Вот уже год я не могу забеременеть.
– Это неудивительно. У вас страшное воспаление. Наверное, в свое время вы халатно относились к легкой одежде в мороз и к промокшим ногам.
Девушка нахмурилась. В годы разрухи и Гражданской войны приходилось кочевать по городам, носить лохмотья, бегать по лужам и снегу в старых прохудившихся сапогах. Кто думал тогда о подобных пустяках? Неужели за это придется расплачиваться теперь?
– И ничего нельзя сделать? – она с надеждой посмотрела на врача. Та пожала плечами:
– Попробуем вас полечить. Однако никакой гарантии.
Вернувшись домой в слезах, Даша все рассказала мужу. Тот пал духом. О том, чтобы оставить жену, не было и речи.
– Поедем в Москву и Питер, – решил он.
Старые связи Виктора помогли попасть к лучшим докторам столицы. Они подтвердили диагноз.
– Это не окончательное бесплодие, – успокаивали супругов. – Судьба может оказаться к вам благосклонной.
Родить ребенка – это превратилось для супругов в навязчивую идею. Даша отыскала молитвы, которым учила ее бабушка, и стала украдкой посещать церковь, молясь Богородице. Наверное, она и пожалела несчастную женщину. Хомутова забеременела.
– Чудо! – констатировала врач, когда они поделились с ней радостью. – Но учтите: не больше одного.
Игнат родился в снежном морозном январе. Крепенький, здоровенький, весом четыре килограмма, он сразу стал главным в доме. Разработавший целую систему воспитания ребенка, Вадим Петрович отказался от нее: не дай бог, с малышом что-нибудь случится! Он ведь у них единственный! На их счастье, Игнаша почти не болел.
Его детство пришлось на тридцатые годы. Газеты кричали о коллективизации и индустриализации. Всюду устраивали показательные суды над врагами народа. Где-то в российской и украинской глубинках вымирали от голода целые деревни. Хомутовых миновала страшная участь репрессированных. Наверное, ни у кого не поднялась рука оклеветать и уничтожить лучших в городе врачей. Как главный врач больницы, Вадим Петрович получал хорошие пайки, имел машину, на которой вывозил семью на дачу каждые выходные. Детство Игната можно было назвать счастливым.
Когда сын подрос, Хомутов-старший стал водить его с собой на работу.
– Придет время – ты заменишь меня, – говорил он мальчику.
В пять, семь, десять лет Игнаша и не мыслил себя на другом поприще. Продолжить дело родителей, да еще такое благородное, было верхом его мечтаний. Однако уже в одиннадцать он стал сторониться родителей, стараясь уклониться от семейных мероприятий.
– Я лучше посижу дома, а вы поезжайте на дачу.
Уединившись в своей комнате, ребенок писал стихи. Он не рассказывал отцу и матери, чем занимается в их отсутствие, – боялся гнева. Уже в таком юном возрасте Игнат понимал: папа видит его только врачом. Попытаться пойти против него не приведет ни к чему хорошему.
В отрочестве все проблемы кажутся решаемыми. Хомутов-младший подумал: что, если он достигнет успехов на поэтическом поприще? Возможно, тогда его честолюбивый папа благословит его? В тринадцать лет втайне от родителей он записался в литературную студию при университете. Его стихотворные попытки высоко оценили сразу.
– Очень хорошо, – читая поэму мальчика, констатировал один из известных в городе поэтов, Аркадий Лещинский. – Один из твоих дедушек был, кажется, Аладьин?
Игнат улыбнулся.
– Вы его знали?
– А как же? Талантище! Дочери своей он дар не передал. Мать у тебя, насколько я знаю, в медицину подалась. Зато ты взял за двоих, – обернувшись к стоящей рядом писательнице Феодоре Аксеновой, он заметил:
– Публикуем его в очередном номере нашего альманаха. Ты прочти, прочти!
Аксеновой стихи тоже понравились.
– Представляешь, – сказала она, положив мальчику руку на плечо, – родители откроют первую страницу – а там твоя фамилия. Даже если они не успеют приобрести очередной выпуск, авторам мы даем его бесплатно.
Эти слова не наполнили Хомутова-младшего ни гордостью, ни радостью. Он чувствовал: увидев литературные попытки сына, Вадим Петрович все загубит на корню.
– Я хотел бы показать им сразу несколько номеров, – сказал он Аксеновой, – потом, когда напечатаюсь несколько раз.
– Почему же? – удивилась женщина.
Он потупился:
– Есть причины.
– Ну, смотри.
Когда подобных альманахов накопилось достаточное количество, мальчик приготовился к разговору с родителями. Несколько дней он вынашивал план, как сказать об этом, но его желанию помешала война. С первых же ее дней отец и мать направились в военкомат, надеясь попасть на фронт, однако власти города назначили их начальниками двух госпиталей, где родители и трудились до конца Великой Отечественной. Виктора забраковали: давала знать старая рана. Кроме того, отряды милиции, которые он сформировал, нужны были в городе. Вадим продолжал ходить в школу, находившуюся в вырубленном в скале бомбоубежище. Здесь было оборудовано два класса, огороженных один от другого географической картой. Дневной свет сюда не проникал. Нередко выключали освещение, и занятия шли при свечке или в темноте. Во время бомбежек убежище наполнялось взрослыми, и тогда письменные работы заменялись устными. Учителя строили свой рассказ так, чтобы было интересно и взрослым. С улицы доносились гулкие разрывы бомб, вздрагивала земля. Какая же нужна была выдержка учителя, простой девушки-комсомолки, чтобы сохранить спокойствие и передать его ученикам и людям, укрывшимся от снарядов.
От ужасов войны дети взрослели не по дням, а по часам, в свободное время помогая фронту: ухаживали за ранеными, собирали бутылки для зажигательной жидкости, которыми потом бойцы отбивали танковые атаки, цветной металлолом (его очень недоставало работающим предприятиям), старшие школьники бесстрашно тушили «зажигалки» во время вражеских налетов. Игнат с друзьями часто приходили в госпиталь, интересуясь, не нужна ли сегодня раненым их кровь. Врачи нередко прибегали к помощи добровольных доноров.
Родному городу Хомутовых повезло. Гитлеровцы не дошли до него, ограничиваясь воздушными налетами. Голодный, наполовину разрушенный, но все же свободный, Приреченск продолжал жить своей жизнью. В грозные военные дни лучшим другом Игната стала толстая тетрадь в клеенчатой обложке. Мальчик не расставался с ней, в короткие часы затиший записывая стихотворения. Даже война не убила в нем желание писать.
Пришла долгожданная победа. Вместе с другими горожанами семья Хомутовых вышла на центральную площадь города, любуясь салютом. Вадим Петрович, обняв сына, сказал:
– Теперь можешь готовиться к поступлению. Через год тебя ждет институт.
Игнат кивнул, решив осенью посетить литературную студию, принеся с собой стихи военных лет. Родителям он их не показывал. Однако встреча с собратьями по перу произошла раньше. Однажды, идя по улице, парень услышал знакомый раскатистый бас: