— У меня — это где? — почему-то не поняла Катя. — Костик, если ты имеешь в виду родителей, то я с ними сейчас не живу. На днях вышла замуж. Извини, что не пригласила на свадьбу: все было более чем скромно.
Впоследствии Костя вспоминал свою реакцию на это сообщение. Что он тогда почувствовал? Да ничего, кроме досады: оперативник рассчитывал поговорить с Зориной, а потом заночевать у матери. Сейчас рушились его планы. К ней, конечно, прийти нельзя: мало ли что подумает муж! И где они еще обитают? Не придется ли тащиться через весь город? Журналистка словно подслушала его мысли.
— Костик, — сказала она, — я могу отпроситься с работы. У тебя, насколько я знаю, обеденный перерыв. Через десять минут я буду в скверике возле твоей конторы. На нашем любимом месте.
Скворцов понял ее с полуслова. Однажды она приходила к нему, нет, не конкретно к нему, а в его организацию брать у кого-то интервью. Он пошел провожать ее. К автобусной остановке надо было идти через сквер.
— А у вас тут миленькое местечко! — Катя восхищенно оглядела пруд в центре скверика, заросший по краям серебристыми ивами. Прямо под деревьями стояли маленькие скамеечки.
— Если бы я здесь работала, это было бы моим любимым местом!
Скворцов рассмеялся.
— Поверь мне, у тебя просто не хватало бы времени любоваться природой.
— Все равно, — Катя произнесла данную фразу с таким упрямством в голосе, что парень захохотал.
Ах, Катька, Катька! Ты всегда умела поднять настроение. Вот тогда, пожалуй, Константин впервые ощутил желание увидеть ее и беспокойство, что какое-то обстоятельство может помешать им это сделать. Впрочем, волновался он зря.
По его подруге всегда можно было сверять часы. Не успел оперативник дойти до скамейки, как увидел Зорину, торопливо идущую ему навстречу.
— Следуй за мной, — шепнула Катя, не останавливаясь. Костя послушно пошел за ней, с удивлением наблюдая, как она садится за руль стареньких «Жигулей», указывая ему на место пассажира.
— Это твоя? — поинтересовался приятель. — Шикарно стала жить.
— Не умничай, остолоп, — отозвалась Зорина. — Воспитанные люди сперва здороваются.
— Ах, извините, мадам, — оперативник галантно приложился к ее руке.
— Перестань. — Журналистка выдернула руку. — У нас мало времени. Так что ты хотел сказать?
Сразу посерьезнев, Константин рассказал ей все, включая и результаты исследования Станислава Михайловича.
— Кончится тем, что этому гаду дадут орден, — проговорил он. — Его адвокат уже начал атаку на дачников, и те приходили сегодня к нам, выступая в поддержку Заметова: мол, не выдержал мужик постоянных безобразий относительно воровства фруктов и овощей — и его можно понять, тем более малолетние бандиты зверски избивали беднягу и наверняка убили бы, если б он не применил оружие. В общем, Катька, мы в большом дерьме. Если сейчас никто ничего не придумает, полковнику сойдет с рук убийство двух мальчиков, и сволочь почувствует такое упоение властью… В общем, ты понимаешь.
Он грустно посмотрел на Зорину. Она погладила его по плечу и улыбнулась.
— Костик, миленький, это самая хорошая новость за последние несколько месяцев. — Девушка обняла и расцеловала Скворцова. — С Заметовым я обещала свести счеты одному человеку и должна сдержать слово. Не далее как вчера мы говорили об этом с нашим главным редактором. Он полностью поддерживает мою идею, только в нашей работе, как и в вашей, ценятся факты. И теперь они у нас есть!
— Как ты собираешься действовать? — поинтересовался приятель.
— Увидишь, — загадочно улыбнулась журналистка. — Сейчас я не отвечу на твой вопрос, потому что мне надо подумать.
Она довезла Константина до скверика, незаметно высадив его из машины.
Когда Зорину охватывало вдохновение и желание сделать какое-нибудь дело, ничто в мире не могло ей помешать: ни цунами, ни тайфуны, ни наводнения. Она уподоблялась мощному бронированному танку и перла в том направлении, которое было ей нужно. План действий возник в ее голове мгновенно. Перво-наперво она навестила семьи погибших мальчиков и взяла интервью у убитых горем родителей. Потом вернулась на работу с намерением вечером посетить тех дачников, которые ратовали за оправдание полковника. Однако садоводы облегчили ей задачу: они сами явились в редакцию газеты. Поговорив с ними, журналистка села за компьютер. Первая статья — начало атаки — родилась в минуту и на следующий день украсила собой первую и вторую полосу. Она называлась «Упоенные властью».
«Говорят, что выражение «Запретный плод сладок» пошло из Библии, — писала Зорина. — Даже если я ошибаюсь, это изречение наполнено мудростью. Но я не буду философствовать на эту тему. Или все же пофилософствуем? Давайте. Итак, вы в курсе, какое страшное событие произошло в нашем городе. Убиты двое четырнадцатилетних подростков, и не кем-нибудь — работником правоохранительных органов. «Раз так, может, они заслужили такую участь?» — скажет кто-то, уподобляясь приходившим в редакцию дачникам того кооператива, где это случилось. Они выступали в защиту Заметова, приводя весомые аргументы: день и ночь люди корячатся на участках, боясь дышать на плоды своего труда, которые для кого-то являются существенным дополнением в пищевом рационе, а однажды приходят мелкие воришки и снимают урожай. Их возмущение и обиду я могу себе представить: у моих родителей тоже была дача, и она тоже подвергалась нападениям хулиганов. Я помню расстроенные лица папы и мамы, их слезы при виде затоптанных грядок и свое виноватое молчание: ведь не далее как вчера мы с моим приятелем сами залезали в сад к тете Клаве, потому что у нее росла самая вкусная черешня. У тети Зины мы лакомились персиками, у тети Гали — вишней и не думали, что это называется воровством. Те же фрукты поспевали и на наших участках… Но… Чужое всегда слаще. Не подумайте, что, углубившись в воспоминания, я оправдываю тех воров, которые совершают набеги на дачи, наоборот, я за их наказание. Но справедливое наказание! Иначе зачем же Уголовный кодекс? Я спросила старичка с красивыми белыми волосами, как он отнесся бы к тому, если бы его внуки залезли в чужой сад.
— Выпорол бы их так, чтобы три дня не могли ни сесть ни встать, — не задумываясь, ответил он.
Видите? Все-таки выпорол!
Я задала другой вопрос:
— А если бы ваш сосед сам решил бы разобраться с ними и пристрелил на месте?
Старичок замялся. Я поняла причину его замешательства. Он не готовился отвечать и забормотал что-то вроде: мы пришли не по поводу моих внуков, при чем тут это. Почему же ни при чем? Застреленные мальчики тоже были чьими-то детьми и внуками».
Дальше Катя написала о взятом у их родителей интервью и поместила фотографии убитых горем матерей. «Они не верят, что наши дети воровали на дачах, — с рыданиями произносят женщины, — но даже если так, мы бы отдали дачникам все драгоценности, чтобы расплатиться за совершенное ими». Видите? Они бы компенсировали потери садоводам, но кто вернет им сыновей? Стоят ли овощи и фрукты человеческой жизни? Полковник Заметов решил: стоят. Хотя вряд ли он думал об этом, нажимая на курок. В тот момент он испытывал то самое упоение властью, которое кружит голову и дурманит. Все дозволено! Даже пострелять по живым мишеням, именуемым людьми. Возможно, кто-то из дачников со мной не согласится. Однако чем тогда объяснить эти роковые выстрелы? В наше время по телевизору показывают столько детективов, что даже человек, не работающий в милиции, а уж тем более убеленный сединами полковник знает: когда начинается погоня, преступника несколько раз предупреждают о выстреле, потом стреляют вверх, а затем — в ноги. Я сомневаюсь, что наш герой о чем-то предупреждал ребят, но они, по его рассказам, набросились на здоровенного мужика с оружием в руках. Ни учителя, ни соседи — никто не сказал о погибших плохо, не видел их пьяными или одурманенными наркотой. Кстати, в тот день оба мальчика возвращались из сельскохозяйственного техникума, в который намеревались поступать и который находится за дачным кооперативом. Может быть, парни просто сократили путь к железнодорожной станции? Согласитесь, это можно было сделать только так. Однако хватит. По этому поводу можно философствовать еще очень долго. И вы, уважаемые дачники, подумайте: стоят ли плоды вашего труда человеческой жизни?»