Графиня де Шарни. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 8

— Государь, — обратился он, — мой друг и я просим ваше величество о милости.

— Какой, господа? — спросил король, недоумевая, какую милость он еще может оказать.

— Государь, поскольку мы более не имеем счастья служить вам как солдаты, просим позволения занять место вашей прислуги.

— Моей прислуги, господа? — воскликнул король. — Нет, это невозможно!

Г-н де Валори склонился в поклоне.

— Государь, — промолвил он, — в положении, в каком ныне находится ваше величество, мы считаем, что это место было бы почетным даже для принцев крови, не говоря уже о бедных дворянах вроде нас.

— Хорошо, господа, — со слезами на глазах произнес король, — оставайтесь и никогда больше не покидайте меня.

Вот так оба молодых человека заняли места на козлах в полном соответствии с надетыми ими ливреями и фальшивыми должностями скороходов.

Г-н де Шуазель закрыл дверцу кареты.

— Господа, — сказал король, — я положительно требую ехать в Монмеди.

Кучер, в Монмеди!

Но народ ответил единогласным громоподобным воплем, словно изданным десятикратно большим количеством людей:

— В Париж! В Париж!

Когда же на миг установилась тишина, Бийо саблей указал направление, куда ехать, и велел:

— Кучер, по Клермонской дороге!

Карета тронулась, исполняя его приказ.

— Беру вас всех в свидетели, что надо мной совершают насилие, — заявил Людовик XVI.

После чего несчастный король, исчерпав себя в этом напряжении воли, превосходившем его возможности, рухнул на сиденье между королевой и Мадам Елизаветой.

Карета катила по улице.

Минут через пять, когда карета не проехала еще я двух сотен шагов, сзади раздались громкие крики.

Королева первая выглянула из кареты — то ли потому, что она сидела с краю, то ли по причине своего характера.

Но в ту же секунду она поникла на сиденье, закрыв лицо руками.

— О, горе нам! — воскликнула она. — Там убивают господина де Шуазеля!

Король попытался встать, но королева и Мадам Елизавета ухватились за него, и он снова опустился на сиденье между ними. Впрочем, карета как раз завернула за угол, и уже нельзя было увидеть, что происходило там, всего в двух сотнях шагов.

А произошло вот что.

У дверей дома г-на Сосса гг. де Шуазель и де Дамас сели на коней, но выяснилось, что лошадь г-на де Ромефа, который, впрочем, приехал в почтовой карете, исчезла.

Гг. де Ромеф, де Флуарак и фельдфебель Фук пошли пешком в надежде попросить лошадей у гусар или драгун, ежели те, храня верность присяге, отдадут их, либо попросту забрать тех, что оставили хозяева, поскольку и гусары, и драгуны в большинстве своем побратались с народом и пили во здравие нации.

Не успели они сделать и полутора десятков шагов, как г-н де Шуазель, ехавший у дверцы кареты, заметил, что гг. де Ромефу, де Флуараку и Фуку грозит опасность раствориться, затеряться и вообще исчезнуть в толпе.

Он остановился на секунду, меж тем как карета поехала дальше, и, полагая, что из этих четырех человек, подвергающихся равной опасности, г-н де Ромеф по причине доверенной ему миссии является тем, кто может оказаться наиболее полезен королевскому семейству, крикнул своему слуге Джеймсу Бриссаку, шедшему в толпе:

— Мою вторую лошадь господину де Ромефу!

Едва он произнес эти слова, народ возмутился, зароптал и окружил его, крича:

— Это граф де Шуазель, один из тех, кто хотел похитить короля! Смерть аристократу! Смерть предателю!

Известно, с какой стремительностью во времена народных мятежей исполняются подобные угрозы.

Г-на де Шуазеля стащили с седла, швырнули на землю, и он оказался поглощен водоворотом, который именуется толпой и из которого чаще всего можно выйти только разорванным в клочья.

Но едва г-н де Шуазель упал, как к нему на помощь мгновенно бросились пять человек.

То были гг. де Флуарак, де Ромеф, де Дамас, фельдфебель Фук и слуга графа Джеймс Бриссак; у него отняли лошадь, которую он вел в поводу, поэтому руки у него оказались свободны, и он имел возможность помочь своему хозяину.

Началась чудовищная свалка, нечто наподобие тех схваток, которые вели народы древности, а в наши дни ведут арабы вокруг окровавленных тел своих раненых и убитых соплеменников.

К счастью, г-н де Шуазель, как это ни невероятно, был жив и даже не ранен, или, вернее, раны его, несмотря на опасное оружие, которым они были нанесены, оказались самыми ничтожными.

Какой-то кавалерист стволом своего мушкетона отбил удар, нацеленный в г-на де Шуазеля. Второй удар отразил Джеймс Бриссак палкой, которую он вырвал у одного из нападающих.

Палка переломилась, как тростинка, но удар был отражен и ранил всего-навсего лошадь г-на де Шуазеля.

И тут Фук догадался крикнуть:

— Драгуны, ко мне!

На крик прибежали несколько солдат и, устыдившись, что на их глазах убивают человека, который ими командовал, пробились к нему.

В ту же секунду вперед бросился г-н де Ромеф.

— Именем Национального собрания, уполномоченным которого я являюсь, и генерала Лафайета, пославшего меня сюда, — закричал он, — отведите этих господ в муниципалитет!

Слова «Национальное собрание., равно как фамилия генерала Лафайета, бывшего в ту пору на вершине популярности, произвели должное действие.

— В муниципалитет! В муниципалитет! — раздалось множество голосов.

Благонамеренным людям пришлось приложить усилия, и вот г-на де Шуазеля и его товарищей потащили к зданию мэрии.

Все это длилось более полутора часов, и в течение этих полутора часов не было минуты, чтобы не прозвучала угроза или не была произведена попытка убить пленников; стоило кольцу их защитников чуть расступиться, как в зазор тотчас же просовывалась сабля, вилы или коса.

Наконец подошли к ратуше; находившийся там единственный муниципальный советник был страшно напуган ответственностью, которая свалилась на него.

Дабы избавиться от нее, он распорядился поместить гг. де Шуазеля, де Дамаса и де Флуарака в камеру под охрану национальной гвардии.

Г-н де Ромеф объявил, что не желает оставлять г-на де Шуазеля и намерен во всем разделить его судьбу.

Тогда служащий муниципалитета приказал препроводить г-на де Ромефа в камеру к остальным арестованным.

Г-н де Шуазель сделал знак своему слуге, на которого никто не обращал внимания, и тот мгновенно испарился.

Первым делом — не будем забывать, что Джеймс Бриссак был конюх, — он занялся лошадьми.