— Именно так мне и заявила Дина, когда я в последний раз был у них, — вставил Петя.
— То есть она продолжает настаивать, что убийство ее приятельницы — дело рук маньяка?
— Точно. Спасибо газетчикам, преподнесшим этот материал на блюдечке.
Павел вздохнул:
— А у нас по-прежнему ни одной зацепки. Был единственный подозреваемый — и тому удалось скрыться.
— Афанасий объявлен в розыск? — уточнила Кулакова.
— Конечно. Но пока — ни слуху ни духу.
— И что вы думаете делать дальше?
— Надо заниматься Полковниковой, — сказал Петя. — Мне кажется странным одно обстоятельство: люди вокруг ее родственничков с недавнего времени сначала дуреют, а потом мрут как мухи.
— Считаешь, Вера Семеновна и Панько — их рук дело? — заинтересовался Константин.
Прохоров пожал плечами:
— Очень схожи симптомы болезни. Если, конечно, она не заразная, это, согласись, довольно необычно.
— Действительно, — согласился Киселев. — Работайте в этом направлении.
Лариса перебирала фотографии погибших девушек.
— Хоть убей, не могу найти общее, — сокрушалась она.
— Найдем, — твердо пообещал Павел. — Обязательно найдем.
Глава 44
Из книги Е. Зориной
За десять лет до убийства Полковниковой
Дина Панько росла симпатичной черноволосой девочкой с ямочками на щеках и большими синими глазами. Вера Семеновна в ней души не чаяла.
— Какая у меня внучка! — хвастливо говорила она соседям.
Правда, единственное, что огорчало бабушку, — девушка категорически не хотела тратить силы на учебу.
— Пойми, бабуль, — говорила она, — сейчас другая жизнь. Неужели ты не видишь, как инженеры остаются без работы, а учителя и врачи сами бегут из школ и больниц, не в силах больше жить на копейки? Главное — хорошо устроиться.
— Что ты имеешь в виду? — пугалась бабушка.
— Ну, например, удачно выйти замуж, — поясняла Дина. — Возможно, и совсем не придется работать.
— Она права, мама, — вступалась за дочь Надя. — Я в своей библиотеке глаза испортила и желудок посадила. Это, по-твоему, хорошо?
— Нет, — кивала Вера Семеновна, — но в жизни всякое бывает. А если разведешься?
— Найду другого, — пообещала девушка.
Однако такое заявление не успокоило бабушку:
— Ты сначала первого найди. Что-то не видно.
— Конечно, — не смутилась Дина. — Если хочешь знать, желающих переспать со мной — целый вагон, да только мне такие не нужны. Ошибки своей матери я не повторю. Постель после свадьбы.
— Посмотрим, — процедила сквозь зубы уязвленная Надежда.
— Давай.
С большим трудом удалось Вере Семеновне уговорить внучку поступить в медучилище.
— Профессия должна быть у каждого, — вещала она. — Жена — это не специальность.
— Ладно, — сдалась девушка, — но учти: учусь до тех пор, пока не появится мой суженый.
После занятий Дина бежала к другой бабушке, Полине Панько, и делилась с ней планами на будущее. Тринадцать лет назад Надежда решила возобновить отношения с приемной матерью и продумала, как это сделать. Являться перед ней как блудная дочь и кидаться на шею она не хотела: этого, по ее мнению, женщина не заслужила. Да и такое явление могло показаться странным: все эти годы ни одна, ни вторая не интересовались друг другом. Случай помог Надежде. Однажды к ней в библиотеку пришла пожилая женщина, показавшаяся очень знакомой.
— Запишите меня, — попросила она, — теперь будет время книжки читать. Я вообще-то уже пенсионерка, но еще продолжаю работать на треть ставки.
Когда незнакомка назвала место работы, Надя вспомнила, где ее видела. Это же участковый врач Полины Панько!
— Вы меня не узнаете? — поинтересовалась молодая женщина.
Доктор прищурила близорукие глаза.
— Я дочь вашей пациентки Панько.
Врач улыбнулась:
— Ваша мама редко болела.
— А сейчас? — вырвалось у Нади. Она была счастлива, что мать не раскрыла тайны. — Видите ли, мы с ней в ссоре уже несколько лет. Я собираюсь делать первые шаги. Скажите, как она и чем ей можно помочь.
Участковая пустилась в длинные объяснения насчет заболевания пациентки, из которых Надя вынесла для себя, что болезнь не опасна и по-настоящему начнет беспокоить только через определенное время. «Для выхода еще рановато», — подумала она.
Врач матери сделалась частой посетительницей библиотеки. Надя приберегала для нее интересные и редкие книги, постоянно интересуясь здоровьем матери.
— Сильная боль в ногах, — заявила как-то доктор. — Практически не выходит из квартиры. Сходить на рынок просит соседей и платит им по рублю.
Довольная улыбка промелькнула на лице молодой женщины. Она знала о жадности Полины. Час воссоединения семьи настал.
На следующий день Надя, держа в руках неподъемные сумки с продуктами, звонила в квартиру Панько. Послышались шаркающие шаги, и дверь отворилась. Полина, почти не изменившаяся за эти годы, с удивлением уставилась на непрошеную гостью.
— Вам кого?
Молодая женщина растерялась.
— Ты… вы… не узнаете меня? — пролепетала она.
Полина надела очки, лежавшие возле телефона.
— Нет.
— Я так изменилась?
Панько молчала, не выказывая ни малейшего интереса к происходящему.
— Я ваша дочь Надя.
— Надя? — голос старушки сорвался. — Здравствуй, дорогая. Проходи, пожалуйста. Какая же ты стала красивая.
Гостья вошла в квартиру и кинулась на шею хозяйке.
— Я так скучала, — всхлипывала она, — но боялась тебя навестить: вдруг ты меня выгонишь.
— Надо же! — улыбнулась Полина. — А я боялась того же самого!
Она засуетилась, собираясь ставить чайник, но дочь усадила ее в кресло и, разбирая сумки, принялась готовить ужин.
— Как ты себя чувствуешь, мама? — спросила она, помешивая на сковороде картошку.
— Ноги замучили, — вздохнула Полина. — На улицу почти не выхожу.
— Кто же приносит тебе продукты?
— Соседи.
— Вот еще новости! — фыркнула Надя. — Теперь я буду за тобой ухаживать.
За ужином они разговорились, и Надя, заметившая, как суждения приемной матери схожи с ее собственными, задавала вопрос, как случилось, что они столько времени не общались.