Дельфийский оракул - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 53

Хотел закричать Илионей, предупредить Тантала, но не успел. Глотком одним осушил Файдим чашу и отбросил ее в сторону за ненадобностью. Вновь сошлись в бою братья. Содрогнулась земля. Затрещали кости, как корни деревьев, из земли выворачиваемых. Согнулись спины, и вздулись мышцы на руках Файдима. И на руках Тантала. И руки их переплелись в борьбе – как змеи огромные.

– Прекратите! – закричал Илионей.

Но кто его слышал? Ломали братья друг друга. Сила невиданная бурлила в их крови. Туманила она разум, и уже не знали братья, где они и кто они.

– Прекратите!..

Видели лишь один другого и желали смерти друг другу. Закричал Тантал, ломая спину Файдиму. И захрипел Файдим, сжимая руки на горле брата. Рухнули оба на землю.

– Видишь, что ты наделал? – Незнакомец возник, как и в прошлый раз, из ниоткуда. – Зачем ты две капли добавил? Лекарство и яд – две стороны одного клинка. В умелой руке он ранит. Неумелую – кусает.

– Я не хотел…

Дышал еще Тантал, пена кровавая лилась с губ его.

– Брату скажи, – велел незнакомец.

И подошел Илионей к Танталу на непослушных ногах, обнял брата.

– Прости, прости меня…

Только не узнал Тантал младшего брата: по-прежнему видел он перед собою врага. И рука его сомкнулась на детском горле. Быстро умер Илионей. А незнакомец ушел.

Нет, не шел он – бежал, бежал прочь от белокаменных Фив, желая лишь одного: очутиться там, где нет людей. Обессиленный, упал он на дорогу, закричал, и лишь солнце слышало этот крик:

– Пожалуйста! Я не хочу больше!

Дополз Аполлон до края дороги, свернулся в клубок в пыли. Плакал, и пыль поглощала его слезы. Уснул он нервным зыбким сном, и пронеслись перед внутренним взором его все иные дороги, пройденные им. И моря безбрежная равнина. И остров, подобный зеленому драгоценному камню. Услышал он знакомые с детства голоса. Волны разбивались об острый каменистый берег. Кружились чайки. Ветер напевал колыбельную, но нет, это не ветер – мамин ласковый голос.

– Расти, расти, мой сын, – шептала Лето, склоняясь над колыбелью. – Сильным расти. Смелым расти. Пусть твое сердце станет камнем… таким же камнем, как и сердце Лая. Пусть душа твоя будет черна, как душа Ниобы. Пусть не знаешь ты радости иной, чем горе врагов своих… расти, мой сын. Болью ответь на боль, которую мне причинили… я знаю, что будет так. Я видела. Видела!

С серебряной чашей играл Аполлон – не было иных игрушек на острове. И не рисунки на волнах видел он, но людей, далеких, которым предстояло умереть. Там, дома, все это казалось забавой.

Люди сделали больно маме?

Аполлон отомстит им. Он ведь для этого только и рожден.

В нем кровь моря, и кровь бога, и сам он, наверное, бог, ведь люди в это верят. Они нашли путь к острову и желают знать, что будет с ними. Они слушают мать, называя ее пророчицей. Лето же говорит, что она – лишь голос нового бога. Всегда исполнялось то, что видела Лето. И тем мать укрепляла славу Аполлона. Но отдал бы он все, лишь бы переменить свою судьбу.

– Не хочу, – молил он, обращаясь к небесам. – Не хочу! Избавьте меня от этого, боги!

Не избавят. И старец Нерей глядит на правнука строго: как смеет он бежать от судьбы?

Утром вернется Аполлон в Фивы.

Горе пришло в дом Амфиона. Погибли сыновья его. Семеро их было, и вот лишь двое остались. И – нема Ниоба. Словно орлица вьется она над детьми, желая защитить их. Руки-крылья норовят обнять каждого, и страх точит ее сердце.

Сон, проклятый сон видеться ей перестал. Неужто оттого, что сбываться начал? Нет! Не допустит Ниоба этого! Отошлет она прочь последних сыновей, укроет, спрячет их… И Амфион согласен.

Покидают Альпенор и Дамасихтон отцовский кров. Одеты они просто, и велено им никому не открывать имен своих. Жрецы же приносят богам жертвы. Ничего не жалеет Амфион, желая сохранить сыновей. И кровь льется на камни. Падают под ножами жрецов быки, овцы и прекрасный белый конь царя.

Но судьба уже вышла им всем навстречу…

…Юноша сидел в пыли на дороге и горько рыдал.

– Эй, ты! Поднимись! – велел ему Дамасихтон. Недоволен он был, что предстоит ему жить вдали от дворца, притворяясь простым человеком, хоть и был он царской крови и наследником трона.

Юноша не шелохнулся.

– Встань!

– Замолчала моя кифара, – ответил он, поднимая на царевичей полные тоски глаза. – И сердце разбито. Как склеить его? Возвращайтесь! И спасены будете.

– Да как смеет он говорить с нами так?! – Дамасихтон возмутился, поскольку показались ему эти речи неучтивыми.

– Смерть ждет вас. Возвращайтесь – и избегнете ее.

– Не ты ли – та самая смерть?

Не выглядел юноша бойцом, напротив, слабым он казался, изможденным, словно источенным страшной болезнью.

– Я, – ответил он. – Я – та самая смерть, которая принесла безумие твоему брату и его рукой убила брата другого. Я – та самая смерть, что забрала еще троих ваших братьев. И я заберу вас, если вы не вернетесь…

Закричал Дамасихтон от гнева и ярости. Вот он, враг! Не бог! Не герой! Но – всего лишь человек. Кинулся он на незнакомца, желая поразить его мечом, и, верно, поразил бы, поскольку не шелохнулся Аполлон. Но земля подставила корень под ноги царевичу. Споткнувшись, рухнул он на дорогу – на собственный меч.

– Говорил же я – возвращайтесь!

Поднялся тогда юноша, и решил Альпенор, что и за ним смерть идет, и с криком бросился он прочь. Бежал быстро, не разбирая дороги. И вывернулась дорога из-под его ног. В пропасть рухнул царевич.

Семеро сыновей было у Ниобы. Ни одного не осталось.

Семеро дочерей есть у Амфиона.

Горе истончило черты лица Этодайи. И смотрится в него Аполлон, как в собственное отражение. Желал бы он убрать ранние морщинки с высокого лба, вернуть ее глазам утраченное сияние, прикосновением стереть мертвенную белизну с ее губ.

Пусть бы улыбались они, как прежде.

Но разве смел он?

Обнял, ее прижал к себе крепко, запоминая этот миг. Сколько еще им осталось? Чаша не говорит о ходе времени и сроках, но лишь о том, чему суждено случиться.

Умрет Этодайя. И с нею – сердце Аполлона.

– Убежим, – шепчет он ей на ухо. – Давай убежим! На край света, туда, где солнце ныряет в кипящее море. Или туда, где оно из моря выныривает. Где свет поднимается из земли до самого неба.