– Нет, – ответил я, и мы пошли дальше.
У лестницы он опять остановился:
– Аббата Мулля не видно?
– Нет же, вам сказали.
Нет хуже и надоедливее человека, который повторяет все время одно и то же.
– Тогда идем! – сказал он.
Я надел ему веревку на шею, поставил его на лестницу и сказал: «Полезай». Он полез без промедления, но, поднявшись на две трети лестницы, сказал:
– Послушайте, я должен посмотреть, наверное ли не приехал аббат Мулль.
– Смотрите, – ответил я, – это не запрещено…
Тогда он посмотрел в последний раз в толпу, но, не увидев вас, вздохнул. Я думал, что он уже покончил со всем и что остается только толкнуть его, однако он заметил мое движение и сказал:
– Постой!
– Что еще?
– Я хочу поцеловать образок Божьей Матери, который висит у меня на шее.
– А это очень хорошо, конечно, целуй. – И я поднес образок к его губам. – Что еще?
– Я хочу, чтобы меня похоронили с этим образком.
– Гм, гм, – сказал я, – мне кажется, что все пожитки повешенного принадлежат палачу.
– Это меня не касается. Я хочу, чтобы меня похоронили с этим образком.
– «Я хочу»! «Я хочу»! Еще что вздумаете?
– Я хочу…
Терпение мое лопнуло. Он был совершенно готов: веревка – на шее, другой конец ее – на крючке.
– Убирайся к черту, – сказал я и толкнул его.
– Божья Матерь, сжалься.
– Ей-богу, это все, что он успел сказать. Веревка задушила его сразу. В ту же минуту, как это всегда делается, я схватил веревку, сел ему на плечи – и все было кончено. Он не может сетовать на меня: я не заставил его страдать…
– Но все это не объясняет, почему ты явился сюда сегодня.
– О, это-то труднее всего рассказать.
– Ну, хорошо, я сам тебе скажу: ты пришел, чтобы снять с него образок.
– Ну да! Черт меня попутал, и я сказал себе: ладно, если ты так хочешь. И вот, когда ночь настала, я отправился из дому. Я тут поблизости оставил лестницу и знал, где ее найти. Я прошелся, вернулся окольной дорогой и, когда увидел, что на равнине уже никого нет и что никакого шума не слышно, поставил лестницу, влез по ней, притянул к себе повешенного, снял цепочку и…
– И что?
– Ей-богу, хотите – верьте, хотите – нет. Как только я снял с шеи образок, повешенный схватил меня, вынул свою голову из петли, просунул на ее место мою и толкнул меня, как я раньше толкнул его. Вот в чем дело.
– Не может быть! Вы ошибаетесь.
– Разве вы не застали меня уже повешенным? Да или нет?
– Да.
– Уверяю вас, я не сам себя повесил. Вот все, что я могу вам сказать.
Некоторое время я размышлял.
– А где образок? – спросил я.
– Ищите его на земле, он где-нибудь поблизости. Когда я почувствовал, что повешен, то выпустил его из рук.
Я встал и поискал глазами на земле. Луна светила мне, как бы помогая в моих поисках.
Я поднял образок, подошел к трупу бедного Артифаля и надел его ему опять на шею.
Когда образок коснулся его груди, по всему его телу пробежала дрожь, а из груди послышался стон.
Палач отскочил назад.
Этот стон открыл мне глаза. Я вспомнил строки Священного Писания о том, что во время изгнания злых бесов последние, исходя из тела одержимых, издавали стоны.
Палач дрожал как лист.
– Идите сюда, друг мой, и не бойтесь ничего.
Он осторожно подошел.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Надо вернуть этот труп на место.
– Ни за что! Вы хотите, чтобы он еще раз меня повесил?
– Не бойтесь, мой друг, я за все ручаюсь.
– Но, господин аббат! Господин аббат!
– Идите, говорю я вам.
Он сделал еще шаг вперед.
– Гм, – прошептал он, – я боюсь.
– И вы ошибаетесь, мой друг. Пока на теле повешенного образок, вам нечего бояться.
– Почему?
– Потому, что демон уже не имеет власти над ним. Этот образок охранял его, а когда вы его сняли, им овладел бес зла. Раньше его отгонял добрый ангел, теперь же он вселился в него, и вы видели шутки этого беса.
– В таком случае как объяснить стон, который мы только что слышали?
– Это застонал бес, когда почувствовал, что добыча ускользает от него.
– Так, – сказал палач, – это действительно возможно!
– Так оно и есть.
– Ну так я повешу его опять на крюк.
– Повесьте. Правосудие должно свершиться, приговор должен быть исполнен.
Бедняга еще колебался.
– Ничего не бойтесь, – сказал я ему, – я за все отвечаю.
– Дело не в этом, – ответил палач. – Не теряйте меня из виду и по первому зову спешите ко мне на помощь.
– Будьте спокойны.
Он подошел к трупу, поднял его тихонько за плечи и потащил к лестнице, приговаривая:
– Не бойся, Артифаль, я не возьму образок. Вы не теряете нас из виду, господин аббат, не правда ли?
– Нет, мой друг, будьте спокойны.
– Я не возьму у тебя образок, – продолжал мирным голосом палач, – не беспокойся. Как ты хотел, так тебя с ним и похоронят. Ведь он не шевелится, господин аббат?
– Вы же видите.
– Тебя с ним похоронят. А пока что я верну тебя на твое место, согласно пожеланию господина аббата, а не по своей воле, понимаешь?..
– Да-да, – невольно улыбнулся я, – только поторапливайтесь!
– Слава богу, все кончено, – сказал он, выпуская тело, которое прикрепил на крюк, и соскочил на землю.
Тело закачалось в пространстве, безжизненное, неподвижное.
Я опустился на колени и приступил к молитвам, о которых меня просил Артифаль.
– Господин аббат, – сказал палач, становясь рядом со мной на колени, – вы не согласитесь произносить молитвы громко и медленно, так, чтобы я мог повторять их за вами?
– Как, несчастный, неужели ты их забыл?
– Мне кажется, что я никогда их не знал.
Я прочитал пять раз «Отче наш» и пять раз «Богородицу», и палач повторял их за мною.
Покончив с молитвами, я встал.
– Артифаль, – сказал я тихо казненному, – я все сделал для спасения твоей души и передаю тебя под покровительство Божьей Матери.