– Ну да. Я не понимаю, в чем, собственно, дело?
– Когда вы последний раз приезжали в Электрогорск?
– Около недели назад вместе с отчимом. Он сам водит машину, но он инвалид, и ему трудно, когда путь неблизок. Я всегда страхую его, стараюсь быть рядом.
– А зачем он приезжал в Электрогорск?
– К одной своей старинной знакомой. У той был юбилей.
– Архипова вашего отчима на свой юбилей не приглашала.
– Он и на прошлый ее юбилей приезжал десять лет назад, – Яна Лопахина сказала это спокойно. – Но об этом вам лучше побеседовать с ним. Это не мое дело. Я всего лишь хотела быть рядом, не оставлять его одного.
– Вы присутствовали на банкете?
– Нет, он пошел искать эту свою знакомую, а я осталась в машине. Он долго не возвращался, и я отправилась его искать. Потом мы уехали оттуда. Сняли номер в местной гостинице до следующего дня.
– Вы знаете, что случилось на том юбилее?
– А что там случилось?
Катя смотрела на нее – как она спокойна, и не угадаешь, напускное это спокойствие или нет. Ничего нельзя понять по ее лицу сейчас.
– Убийство посредством отравления, – сказал Гущин. – А за несколько дней до этого тут, в Электрогорске, отравили вашего мужа.
– Моего бывшего мужа. Вы так и не продвинулись в поисках его убийцы?
– Вы приезжали на вашу дачу в тот вечер?
– Нет.
– У нас есть свидетели, утверждающие, что ваш муж в тот вечер, накануне своей смерти, был не один.
– Меня это уже не интересует.
– Почему вы с ним развелись? Мы проверили, это ведь не он, а вы подали на развод.
– Я не хочу отвечать на этот вопрос.
– Вам придется ответить.
– Нет. Я не хочу и не буду обсуждать это с вами.
Глава 53
РАДИ ЛЮБВИ
– Ладно. Мы продолжим разговор, когда здесь по-явится ваш отчим, – полковник Гущин вышел из кабинета.
Достал мобильник и позвонил в Главк на Никитский, продиктовал подчиненным адрес Петра Грибова.
– Товарищ полковник, вы срочно нужны. Там эти явились, охранник Киселев и девочка. Киселев требует свидания с Анной Архиповой, прямо из себя выходит, – доложил помощник дежурного.
– Вот еще напасть, – Гущин скрипнул зубами. – Я дело об убийстве на проспекте Мира наизусть помню, но хотел бы снова пролистать. В свете последних событий.
Возле дежурной части стояли Павел Киселев и Виола. Катя поразилась, как изменился охранник – вместо обычно спокойного, вальяжного, сознающего свою силу и привлекательность парня – нервный субъект с лихорадочным взглядом и… она поклясться была готова – с красными заплаканными глазами. Крутые охранники не плачут?
– Уведи девочку, незачем ей слушать, – тихо сказал Гущин. – Мы будем в кабинете, можешь поприсутствовать. Но вмешиваться запрещаю, понятно? Что бы ни услышала – молчи.
– Вы же не станете его лупить, правда?
Катя подошла к Виоле. Гущин увел Киселева в кабинет при дежурной части.
Катя вспомнила: с Виолой так никто до сих пор и не поговорил. Тогда в больнице не получилось. А сейчас не тот момент. Но Виола выглядела спокойной.
– С мамой не получится сегодня увидеться, – сказала ей Катя. – Следователь прокуратуры, он теперь дело ведет, пока не дает разрешение родственникам на свидание.
– Тут ведь этот лысый толстяк главный, – сказала Виола, имея в виду Гущина. – Попросите его.
– Я не могу.
– Пожалуйста, очень вас прошу, и Офелия тоже умоляет. Пустите нас к маме.
– Виола, я не могу.
– Пожалуйста! – Виола схватила Катю за руку.
– Пойми, нужно разрешение, документ, это только следователь решает. А где твоя сестра? Где Офелия?
– Филя дома. Заперлась у себя. Никого не хочет видеть. Но она тоже просит, как и я, умоляет.
– Виола…
– Ненавижу вас, ненавижу вас всех.
Девочка ринулась к выходу, едва не сбив с ног двух патрульных, входивших в отдел.
– Эй, эй, куда? Задержанная, что ли?
– Нет, пропустите ее, не трогайте! – Катя чувствовала себя так, словно ее сейчас отхлестали прилюдно.
«Ненавижу вас» – так устами подростка город Электрогорск… подводил итог, прощался, благодарил их за то, что они пытались разобраться, отделить зерна от плевел, отыскать ту самую каплю застарелого яда в здешней крови и генах.
Катя отвернулась к стене, чтобы помощник дежурного и патрульные сейчас не видели ее лица. Постояла секунду, а потом направилась к кабинету, где полковник Гущин «потрошил» свидетеля, в отношении которого возникли подозрения.
– Вы ведь любите ее, правда?
Это было первое, что Катя услышала, приоткрыв дверь (она решила не входить, просто послушать их).
– Вы любите свою хозяйку Анну Архипову. И давно.
– Мне надо ее увидеть. Пожалуйста, разрешите мне свидание с ней.
Голос охранника Киселева выдавал сильнейшее волнение. Даже тут, в прокуренном кабинете дежурки, это ощущалось. Любовь, когда рвется наружу вот так… не выбирает мест, не знает границ.
– Я ведь вам верил, Павел, и долгое время считал, что вы единственный добросовестный свидетель в том деле об убийстве ее мужа. Раненый, потерпевший, оставшийся в живых. Одним словом, идеальный свидетель, показания которого легли в основу нашей версии. Опираясь на эту версию, мы так никого и не поймали за эти три года. А ваша тяжелая рана зарубцевалась. А ведь если подумать, если принять за модель совершенно иную версию… что киллера и не существовало вовсе, а были только вы и ваш босс, ее муж, к которому вы ревновали. Если хоть на одно мгновение принять вот эту версию за правду, то… улавливаете мою мысль, Павел? Ведь тогда выходит, что вы всему причиной. Вы начало всей этой истории. Не сделай вы то, что, возможно, сделали там, то и вот этого всего… ВСЕГО ВОТ ЭТОГО не было бы. И она, Анна, ваша любовь, не сидела бы сейчас тут в ИВС по обвинению в убийстве и причинении тяжких телесных повреждений. Знаете, какой срок ей теперь светит?
Катя за дверью ждала, что скажет на это Павел Киселев.
Молчание.
– Завтра Анну Архипову увезут в тюрьму Матросская Тишина, – Гущин не повышал голоса, говорил раздумчиво, взвешенно. – В нарушение всех правил я могу вам дать свидание с ней сейчас. Но только на одном условии.
– На каком?
– Вы признаетесь ей, что это вы три года назад застрелили ее мужа.
Катя замерла. Вот, вот сейчас охранник начнет кричать: да вы что, я этого не делал, совсем охренели, как вы смеете бросаться такими обвинениями…