— Юль, ты так стремительно выбежала, что я совсем забыл, что хотел представиться твоей маме, — прервал молчание Женя.
— Так сразу? — удивилась Юлька. — Мы еще и друг другу-то не слишком представлены.
Я, например, не знаю о тебе ничего.
— А что ты хочешь узнать?
— Возраст, например.
— Двадцать пять.
— Профессия?
— Как тебе сказать… — Женя замялся.
— О! — Юлька насторожилась. — Что-то загадочное?
— Да нет… В двух словах трудно сказать, какая у меня профессия. Отец никак не оставит идею, чтобы я доучивался на юрфаке. А я не могу его видеть, юрфак, а не отца.
— А… — сочувственно протянула Юлька. — Вольному воля…
— Как посмотреть, — сухо возразил Женя, глянув на нее. — Воли как раз маловато, постоянные разборки.
— Знакомо, — вздохнула Юлька. — Хотя мне не приходится доучиваться на юрфаке. И вообще нигде… А, собственно, чем бы ты хотел заняться потом?
— Не знаю, — совсем сухо ответил он.
— Совсем-совсем не знаешь? — разочарованно протянула Юлька. — Значит, как я.
Она грустно смотрела прямо перед собой.
"Значит, папенькин сынок. Вроде Гарика.
Мерзкий Гарик. Значит, папочка кормит моего героя из клюва в клюв. Прекрасно. Это мерзко!" Женя первый нарушил молчание:
— Тебе не понравилось то, что я сказал?
— Нет, — честно сказала Юлька. — Я деликатничать не буду, мой цвет волос меня к этому не обязывает. Тебе двадцать пять лет, а ты совсем-совсем ничем не занимаешься?!
— Кто тебе сказал, что не занимаюсь? — возмутился он. — Я, между прочим, классный механик. Мог бы запросто в автосервис идти.
— А почему не идешь?
— А зачем?
— Послушай, неужели так приятно брать деньги у отца?
— А что здесь такого? — пожал он плечами. — Я ему отрабатываю их сполна. Помогаю ему вести дела, — коротко пояснил он.
— Это как? Подаешь ему воду, когда он говорит речи в суде?
— Он в суде не выступает, — ; отрезал Женя. — У него частное дело.
— О!.. — благоговейно произнесла Юлька. — Так он капиталист, самый натуральный?
— Что ты болтаешь… — Жене, видимо, не понравились ее расспросы. И он смотрел на дорогу; они ехали вверх по Рождественскому бульвару.
"Прекрасный вечер… — с грустью подумала Юлька, закуривая еще одну сигарету. — Он красивый, нарядный, ни слова худого не сказал про мою несчастную нелепую голову…
Но почему мне так тяжко на душе… Грустно, что ли? Нет, как-то мутно… Да, какой-то холод и какая-то муть… Как это странно. Сиротливо, вот именно, сиротливо. Что такое?! И холодно как-то…"
— Юлечка, мы приехали! — Женя сказал это так, будто всю дорогу они болтали о самых милых и веселых вещах. — Вот это легендарное место.
Юлька вылезла из машины.
На высоком сером доме висела мемориальная доска. «Верно, Есенин», — отметила она.
— Кафе во дворе, — пояснил Женя. — Идем.
Он запер машину и взял Юльку под руку.
Они прошли во двор и по крутым ступенькам спустились в полуподвальное помещение, выкрашенное матовой белой краской.
— Подземелье… — прошептала Юлька. — А обслуживают здесь духи?
— Тебе понравится, не бойся, — усмехнулся Женя. — Или ты думаешь, я заманил тебя в разбойничий притон?
— Для притона тут все слишком белое, — возразила Юлька. — Скорее, это похоже на больницу.
— А для больницы здесь слишком вкусно кормят.
Они оказались перед дверным проемом, занавешенным раскрашенными бамбуковыми нитями. Женя отвел загремевшие бусы-висюльки в сторону, и они вошли в зал кафе.
Юлька выпятила грудь и попыталась придать себе независимо-самоуверенный вид. Надо отдать должное Жене — он бестрепетно вел ее по залу, словно рядом с ним шло чудо красоты. И она сразу успокоилась и почувствовала, что сможет, пожалуй, выдержать этот вечер.
К ним с ясной улыбкой подошел мальчик в малиновом бархатном пиджаке и проводил к столику. Юлька уселась, с удовольствием отметив изумленное выражение, на миг мелькнувшее в глазах мальчика. «Пусть порадуется, бедняжка, — подумала она. — Такого он даже при всей своей многоопытности не видел…» Она закинула ногу на ногу, придирчиво оглядываясь по сторонам. Мальчик подал им меню.
— Саша, сделай нам хороший ужин, — сказал ему как старому знакомому Женя. — Блесни.
— Да уж, пожалуйста, — пробормотала Юлька, изучая карту. "Матушки! — крикнула она про себя. — А это что?! Цены?! Ото… Помидоры фаршированные… Пятнадцать долларов…
Мясо по…"
— Юль, можно я по своему вкусу тебя утолщу?! — почти умоляюще сказал Женя. — А?!
Ну позволь, я выберу!
— Пожалуйста! — охотно согласилась она.
«Если он разорится, сам будет виноват…»
И Женя стал называть: жюльенчик, куропатку с травками по-охотничьи, фруктовую закуску, много чего.
— Ты красное или белое? — обратился он к Юле.
— Все равно… — Юлька вдруг почувствовала себя здесь бедной родственницей, и ей стало неуютно и грустно.
Саша удалился на кухню. Юлька подняла взгляд на Женю.
— Ну, как тебе здесь?. — не скрывая торжества, спросил он. — Шикарное место, правда?
И главное — зал маленький, народу мало, место непроходное… И почти вся публика — постоянная — Я в восторге, — вяло отозвалась Юлька. — Только вот этот Саша мог бы больше походить на Есенина.
— Ну, не будь так строга, — возразил он. — Сейчас мы вкусненько поедим…
Юльку вдруг передернуло.
— Тебе холодно? — заботливо спросил Женя. — Может, накинешь мой пиджак? Странно, здесь даже душно… Юль, ты, кажется, чем-то недовольна?
«Отвечай, свинья! — сказала она себе. — Скажи ему, что это прекрасный воскресный вечер, что ты всем страшно довольна, что он очень мил… Отвечай человеку, видишь, как он тебе, дуре крашеной, старается угодить. Не порть вечер ему и себе!» Но вместо этого она произнесла:
— Этот Саша… Он смотрел на меня, как на привидение.
— Юля…
— Ты будешь со мной спорить? — вяло спросила она. Ощущение бесконечной тоски подступило к ней. Руки холодели, во рту появился мерзкий металлический привкус. Она сглотнула комок, застрявший в горле. Ничего себе. Что же это такое? Как будто что-то случилось или вот-вот случится… Что-то странное…"
— Юля, ты мне очень нравишься, — тихо сказал он.