— Да отстань ты от меня! — закричала она. — Сама ничего не знаю!
Она схватила сумку и выбежала из квартиры, отговорившись тем, что ей нужно в магазин. Однако прежде чем отправиться за покупками, Алла долго сидела во дворе на лавочке. Она вспоминала вчерашний визит Степана. Его испитое, темное лицо, затравленный и в то же время злобный взгляд.
* * *
В общежитии Ватутина не оказалось. Во всяком случае, вахтер утверждал, что тот с утра куда-то ушел и обратно мимо вахты не проходил.
— Хотя, может, залез через черный ход, — задумчиво предположил вахтер. — Уже бывало такое. Если опять гвозди выдернули…
Гвозди действительно кто-то выдернул. То есть они были на месте, но их расшатали, и теперь они не соприкасались с косяком, в который были вколочены. С первого взгляда казалось, что дверь запасного выхода по-прежнему заколочена. На самом деле она открывалась без всякого труда. Следователь сам в этом убедился. Он прошел на лестницу, попробовал открыть наружную дощатую дверь. Она тоже открылась сравнительно легко, хотя с внешней стороны была завалена строительным мусором. Но было видно, что недавно ее открывали — на цементе виднелись следы.
Юрий в это время отпирал комнату Ватутина. Как и в первый раз, им выдали ключ на вахте. Хозяина в комнате не оказалось. Расспросили на кухне — но и там его давно не видели.
— Давно — это как понять? — спросил Юрий.
— Со вчерашнего дня, — объяснила худая смуглая женщина. Она явно побаивалась представителей закона, хотя занималась совершенно мирным делом — кипятила в кастрюльке детские бутылочки для искусственного кормления.
Комнату Ватутина тщательно осмотрели. Осмотр дал прежние результаты — то есть никаких. Имущества не прибавилось и не убавилось. Балакирев почти наперечет помнил каждую вещь, которую видел здесь во время прошлого посещения. Вещей было не так уж много. Только на расшатанном столе на этот раз красовались остатки вчерашнего пиршества — несколько бутылок из-под дешевой водки, куски хлеба, мятый сизый огурец на тарелке, залитой рассолом. Но один предмет привлек внимание Балакирева. Он не помнил, чтобы раньше его видел. Это был нож с выкидным лезвием. Широкое, прекрасно заточенное лезвие выскакивало после нажатия кнопки. Массивная, удобная для ладони рукоятка ножа была щедро украшена инкрустацией. Лезвие совершенно чистое. Этим ножом во время пиршества ничего не резали. И все-таки он лежал на столе, сразу бросаясь в глаза.
Балакирев все еще рассматривал нож, когда в комнату ворвался Ватутин. Увидев гостей, он замер на пороге.
— Что ж вы? Проходите, — пригласил его Балакирев.
Хозяин робко вошел, вгляделся в его лицо. Узнал и еще больше присмирел.
— А я вчера дочку хоронил, — как-то виновато произнес он. — Вот… Поминали. Друзья пришли., Он беспокойно шарил взглядом по комнате, будто оценивая, какое она производит впечатление на гостей. Балакирев обратил внимание, что фотография Ольги исчезла со стены. Теперь она стояла на подоконнике, а передней — стопка с какой-то прозрачной жидкостью, накрытая куском хлеба.
— Я ей водочки поставил, — пояснил Ватутин, поняв, куда тот смотрит. — По обычаю. Этот чухонец разве сделает? Он и Алку по-своему воспитал, совсем заморозил бабу.
Прямо треска какая-то, а не женщина. Да вы садитесь…
Хозяин суетливо прибрал одну из кроватей, и Балакирев уселся. Он достал из кейса целлофановый прозрачный пакет, в котором Юрий привез плейер. Издали показал пакет Степану:
— Узнаете?
Тот переменился в лице.
— Ну так что? Узнаете или нет? — настаивал Балакирев.
— Это Алка на меня накатила? — догадался тот. — Ну, за что? Я вас спрашиваю — за что? Я вещь вернул, а она сразу в милицию! Я же ее не крал! Да она и сама-то от нее отказалась! Говорила — не видела, не было у Ольги такой!
— Ау вас этот плейер откуда? — Балакирев положил пакет на стол рядом с ножом.
— Я же сказал — Ольга забыла.
— Вы это точно знаете?
— А кто же? Я помню, у нее из ушей торчали эти…
Наушники.
— Именно эти?
Ватутин досадливо отмахнулся:
— Ну а какие же? Что вы меня пытаете? Я же вернул, так что ж теперь — дело будете заводить?!
Балакирев рассматривал его дергающееся лицо. Тот занервничал еще больше и с вызовом заявил:
— Лучше бы вы того гада искали, который ее убил, чем по пустякам мотаться. Я же говорю вам русским языком — Олечка забыла эту штуку. Она, кому еще? Ко мне же только друзья приходят, а у них таких вещей не водится.
— И когда она его оставила?
— Да вот, когда деньги заняла. Больше-то не являлась.
— То есть пятого мая? — уточнил Балакирев. — Вы уверены? Вы его когда нашли? Где?
Ватутин, напрягаясь, мучительно вспоминал. Оказалось, что он обнаружил плейер в стенном шкафу, в глубине одной из полок. Там он лежал, за какой-то тряпкой. Найдя эту вещь, Ватутин долго удивлялся и прикидывал — откуда она у него? Что не покупал — точно помнил. Зачем ему это? У него есть радио, то есть было радио… На этом месте он вдруг засмущался и быстро перескочил на другую тему. Когда нашел? Да позавчера. Вечером что-то искал в шкафу и нашел. А вчера пошел к жене. Как раз вчера и хоронили Ольгу. Без него, его никто не звал…
— Вынесли мне гнилой кусок, как собаке, — зло проговорил он. — Даже за стол не посадили. Будто не отец пришел, а побирушка.
— Значит, плейер лежал у вас почти двадцать дней? — Балакирев переглянулся с Юрием. Тот слушал напряженно, не вмешиваясь. Ему не хуже Балакирева было известно, когда именно и от кого Ольга получила этот плейер и диск. В чем, в чем, а в этой детали Мулевину можно было безусловно верить. Она была слишком незначительна, чтобы ее специально придумать. Когда Мулевин исповедовался, на его упоминание о плейере и диске почти не обратили внимания. Конечно, это было записано, но в расчет как-то не бралось. И только сегодня, когда позвонила Алла, Балакирев вспомнил об этом подарке. А во время разговора с Мулевиным даже не удосужился спросить, забрала ли Ольга у него свой подарок.
— Раз вы говорите двадцать, пусть будет двадцать, — покладисто согласился Ватутин. Он явно не понимал, чего от него добиваются, или только делал вид, что не понимает. Виду него был оскорбленно-простодушный.
— Меня удивляет — как его у вас не украли? — вступил помощник. — Комната-то, считай, не запирается.
Ногой можно выбить.
— Да что у меня брать? — рассмеялся тот. — Все знают, что нечего, кто ко мне полезет! А вообще; правда, спокойно могли спереть. У нас тут проходной двор. У меня вон тут рядом вообще дверь на улицу. Заходи кто хочет.
— Так она вроде заколачивается? Ватутин торжествующе усмехнулся. Ему явно доставляло удовольствие объяснить ситуацию неразумным гостям: