Марии не нужно было изучать меню – ассортимент и цены она знала наизусть. Она поглядела по сторонам, официантки к ней не подошли. Зато Рая, все это время стоявшая за стойкой, как-то вызывающе уперевшись в нее локтем, внезапно ожила и двинулась к ней.
– Извините, у меня к вам пара слов, – сказала она. – Это – частное кафе.
– То есть? – удивилась Мария.
– То есть мы можем отказать в обслуживании любому посетителю, не объясняя причин, – отчеканила та, будто читая пункт закона.
Мария сперва не поняла, потом у нее медленно разгорелись щеки. Она не помнила, когда в последний раз краснела, наверное, в школе, на выпускном экзамене, когда у нее отняли шпаргалку.
– А… в чем дело? – пробормотала она, чувствуя невыносимое унижение.
– Я сказала – не объясняя причин, – с жестоким торжеством повторила Рая. Она, в сущности, была женщиной незлой, но сейчас чувствовала, что наслаждается ситуацией. Если бы ее спросили, за что она мстит бухгалтерше, Рая ответила бы: за безобразное поведение, систематические сцены, да и уборщица уже отказывается убирать после нее туалет. На самом деле то была месть за исчезнувшего пса, хотя Мария-то была тут ни сном ни духом не виновата. Но Рая знала, та его ненавидела.
– Я никуда не пойду, – та пыталась сохранять остатки собственного достоинства. – Сперва я хочу поговорить с вашим директором.
– Он в курсе дела, – солгала Рая, хотя действовала исключительно на свой страх и риск. Конечно, их директор ни за что не позволил бы выгнать клиента, пусть даже непутевого. Любой клиент – это деньги, а Мария пила много.
– Я обращусь в Общество защиты прав потребителей!
– Обратитесь лучше в общество анонимных алкоголиков, – парировала Рая и отплыла за стойку.
Мария упорно сидела, ожидая, что кто-нибудь к ней подойдет. Она не верила в то, что случилось. Так ее еще никогда не унижали. Это было… Немыслимо. Официантки, отлично знавшие о заговоре, делали вид, что столик пуст. Наконец, женщина встала, повесила на плечо сумочку и вышла из кафе, стараясь держаться очень прямо, так что у нее даже заныла напряженная спина. Ей показалось, что в спину ей кто-то засмеялся, хотя это уже было маловероятно.
Отойдя от кафе подальше, женщина остановилась у низкой ограды сквера и несколько раз глубоко вздохнула. Хорошо. Что, собственно, страшного случилось? Захудалое, несчастное заведеньице. Туда приличные люди и не ходят-то! Готовят вкусно, но зачем ей это, кроме салатов, Мария там ничего не ела, боялась поправиться. Пиво – такое как везде, водка тоже. Так что она потеряла?
Так Мария уговаривала себя, идя по скверу в тени лип, и стараясь удержать слезы. Наконец те побежали из-под оправы очков, она остановилась и вытерла мокрые щеки. Да, она не потеряла ничего, вокруг сколько угодно кафе, плакать не о чем. Даже грубость барменши, даже минутное унижение не ранили ее слишком глубоко: что ей барменша, что ей посетители, которые, возможно, что-то поняли, а возможно, и нет… Она никогда их больше не увидит.
Вот именно – никогда. Она потеряла место, которое стало ей родным за несколько лет. Так убивается хозяин, потеряв никчемную, вздорную, шелудивую собачонку, потому что он к ней привязался.
«Кажется, я старею, – подумала женщина, протерев очки и снова их надев. – И даже завести кошку или собаку мне не грозит – я их не люблю». Она вспомнила Котика и неожиданно почувствовала, что почти тоскует по нему.
Мария зашла в первое попавшееся кафе, не взглянув на вывеску, уселась за столик, нетерпеливо огляделась и поняла, что находится не в кафе, а скорее в ресторане. Темноватый, чуть подсвеченный фиолетовым неоном зал был почти пуст. В углу возле маленькой сцены с музыкальными инструментами за столиком ворковала парочка, перед ними стояли два бокала с пивом. Барная стойка длинная, с подвешенными сверху рюмками и бокалами. В такие заведения Мария никогда не ходила, а когда вежливая девушка принесла ей меню, то обнаружила, что цены тут в два раза выше тех, к каким она привыкла. Но цены ее не волновали. Она решила напиться, уже не для того, чтобы осуществить свой план, а еще и с горя.
– Двести грамм водки и бутерброд с семгой, – решительно сказала она. Мария отлично помнила, сколько у нее при себе денег, и решила, что этого должно хватить.
– Не желаете пообедать? – продолжала улыбаться девушка. Она сильно отличалась от пожилых, ко всему равнодушных официанток из того кафе, где жил Котик..
– Нет, – отрезала Мария и, призадумавшись, добавила: – Лучше триста грамм водки и два бутерброда.
Девушка и глазом не моргнула, отправляясь выполнять заказ, но Марии показалось, что на лице официантки все-таки слегка дрогнула какая-то жилка. Триста грамм водки – необычный заказ для одинокой дамы. Тем более что водка была самой обычной, и за те же деньги Мария могла купить в ближайшем магазине три бутылки. Но ее разбирала злость, и думать о чужом мнении она не собиралась.
Перед нею поставили запотевший графин, тарелку с бутербродами, зажгли свечку в стеклянном абажуре, пожелали приятного аппетита. Все это было красиво, безупречно… И очень горько, потому что Мария стремилась вовсе не к этому. Такое место никогда не станет домом, даже если зарабатывать кучу денег и ходить сюда каждый день. Здесь все не то. Незнакомые лица, слишком вежливый персонал, слишком пустой зал для предвечернего времени.
Впрочем, после первых двух рюмок Мария почувствовала некое облегчение и решила, что мир не так уж плох. Съев бутерброд, она снова налила себе водки и отметила, что народу в зале заметно прибавилось. В основном молодежь, хотя нет, вон еще двое мужчин в деловых костюмах. Официантка долго записывала заказ, судя по всему, те собирались основательно пообедать. За спиной у Марии что-то звякнуло, потом раздался глухой стук. Она обернулась, на маленькой сцене появились двое музыкантов и начали настраивать инструменты. Она снова выпила и пожалела, что у нее при себе не так много денег. А то можно было бы сидеть в кафе бесконечно долго, идти домой не хотелось.
Играл тихий блюз, зал был почти полон, графин – почти пуст. Мария покачивала ногой в такт музыке, туфля похлопывала по полу. К ней снова подошла официантка, все с той же улыбкой и приветливым вопросом: не желает ли она чего-нибудь еще? Мария знала, что в таких местах за пустой посудой не засидишься, и, произведя в уме вычисления, повторила заказ, уменьшив его ровно наполовину. Девушка закрыла блокнот и теперь уж точно взглянула на посетительницу чуть более долгим взглядом, чем обычно. Но, разумеется, не сказала ничего.
Мария допила остатки водки, припудрила разгоряченное лицо. Теперь ей было очень хорошо, неприятный осадок этого дня полностью растворился в алкоголе. Хотелось сидеть в одиночестве за столиком, слушать ненавязчивый блюз – когда она в последний раз слышала живую музыку? – хотелось разглядывать посетителей. Она достигла переходной черты между пьяным и очень пьяным состоянием, но, помня просьбу Насти, думала в основном о ней.
«Теперь я уверена, что видела ту самоубийцу прежде. Да-да, когда она вошла в кафе с мужчиной, я взглянула ей в лицо и поняла, что видела. Тогда я уже подвыпила, вот и узнала ее сразу. Она-то меня, конечно, нет. Его не видела никогда. Настя говорит, что в кафе та никогда не бывала. Тогда где?»