Потерявшая имя - читать онлайн книгу. Автор: Анна Малышева, Анатолий Ковалев cтр.№ 18

С такими грустными мыслями он будет догонять армию. Его отчет Государю императору о действиях губернатора Ростопчина еще не полон, в нем не хватает многих фактов, но и того, что есть, вполне достаточно, чтобы сделать кое-какие выводы и извлечь уроки. Однако у Ростопчина много защитников при дворе, а государь не сторонник крутых мер. К тому же он недолюбливает полковника Бенкендорфа, отец которого был верным и преданным слугой покойного императора. Александр понял из увиденного и услышанного в Москве одно — России нужна сильная полицейская власть. Она подавит любые беспорядки, заранее обезвредит зачинщиков, не допустит беззакония местных управителей и, возможно — как бы хотелось в это верить! — предотвратит кровопролитные вражеские нашествия.

Костры над Бородином догорали. Срок полномочий коменданта заканчивался. Московские старожилы вспоминали потом, что никогда в Москве не было такого порядка и спокойствия, как в первый месяц после ухода французов.

Граф Федор Васильевич Ростопчин, губернатор московский, с видом победителя шествовал по магазину мадам Обер-Шальме, возглавляя отряд полицейских. В своем коротком послании Государь император велел ему раздать все французские товары неимущим семьям, потерявшим на пожаре свое добро. Товаров в магазине после ревизии оказалось на шестьсот тысяч рублей. Зеркальные витрины, высокие шкафы орехового дерева, длинные лакированные полки — все ломилось от предметов роскоши, казавшейся вызывающей и наглой в самом сердце обугленного, вымершего города. Крохотный островок, нетронутый войной, казался заколдованным, как замок Спящей Красавицы.

— Неимущим семьям, самым неимущим, — с улыбкой на обезьяньем лице повторял граф и обращался к главному полицмейстеру Ивашкину: — Как думаешь, можно мою семью назвать неимущей? Дом на Лубянке разграблен, дачу в Сокольниках сожгли супостаты, поместье Вороново я поджег сам, чтобы не досталось врагам… Гол как сокол, а у меня растут невесты!

— Конечно, ваше превосходительство, — отвечал верноподданный полицмейстер и смотрел на губернатора с собачьей преданностью. — Ваша семья сильно пострадала.

— Тогда скажи людям завернуть мне вот эти посудинки, — он ткнул пальцем в банкетный сервиз на двести персон, занимавший всю громадную витрину. — Не из деревянных же мисок хлебать щи моим девочкам.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Ивашкин подозвал полицейских.

— Если хоть один предмет разобьют, получат двадцать ударов палками! — с той же улыбкой предупредил граф.

Для своей «неимущей семьи» он также отобрал серебряные приборы, картины, позолоченные подсвечники и канделябры. Для дочерей были отложены самые модные платья, духи и косметика. Потом для своих «неимущих семей» начали отбирать товары обер-полицмейстер и другие чиновники. Даже самым низшим полицейским чинам досталось в тот день товаров не менее чем на пять тысяч рублей.

Так генерал-губернатор и его свита завершили разграбление Москвы, начатое в сентябре колодниками, выпущенными на свободу.

Елена посещает свой первый бал. Легко ли добраться от Коломны до Москвы? — Чувствительный дядюшка и неблагодарная племянница

А что же наша героиня? Мы оставили юную графиню посреди реки, в легкой лодчонке, предназначенной больше для увеселительных прогулок, чем для дальних странствий. Убегая от французов и от собственных страшных воспоминаний, Елена путешествовала таким образом еще двое суток, без еды, в полуобморочном состоянии. Она не помнила, как причалила к берегу, не осознавала, как чьи-то заботливые руки вытащили ее из лодки, внесли в дом, уложили в постель. У нее началась горячка, сопровождавшаяся потерей сознания и бессвязным бредом. Чаще всего она видела себя в яблоневом саду, с тем самым парнем, который спас ее от бесчестья. Молодец заряжал пистолеты и без конца стрелял по яблокам, по ее любимым «звонкам». Она кричала ему: «Нет! Не надо!», а тот даже не оборачивал к ней бритую, как у татарина, голову и продолжал стрелять. Лица своего спасителя Елена никак не могла вспомнить… А то вдруг она снова оказывалась в лодке, вокруг плыли трупы, целая река покойников медленно несла ее куда-то вдаль. Елена узнавала знакомых… Вот плывет Михеич, а вот нянька Василиса, оба тихие, умиротворенные, на груди у них горят свечи. Вся река словно горит, так много вокруг свечей! С берегов пахнет свежескошенными луговыми травами, там жужжат шмели и пчелы, раздается колокольный звон из невидимой церкви. Плывет и маменька Антонина Романовна в белом бальном платье, с флер д’оранжем в волосах, с жемчужным ожерельем на шее, спокойная и торжественная. А чуть поодаль — папенька Денис Иванович, и у него открыты глаза. Смотрит он в небо, где нещадно палит солнце, и, кажется, слушает благовест. Елена не трогает весел, лодку несет течение, а рядом плывут домочадцы, словно оберегая ее, укрывая от бед и мучений, и она вовсе не боится покойников, напротив, на душе у Елены спокойно и благостно…

Впервые очнувшись, Елена увидела над собой незнакомое лицо и вздрогнула. Она поняла — новая, жуткая жизнь не кончена, и от души пожалела, что не уснула навеки. Над нею с озабоченным видом склонялся старик в холщовой рубахе. Один рукав был пуст и аккуратно заткнут за широкий кожаный пояс. На сморщенном, изможденном лице виднелись шрамы — следы былых баталий, а череп до самого затылка был обожжен, и волосы на нем не росли. Елена испугалась бы этого инвалида, если бы не его добрые, светлые глаза, немного наивные и в тоже время плутоватые, и не сходящая с лица улыбка. От старика несло дешевым табаком, и девушка, не выдержав, поморщилась.

— Очнулась, голубушка! — обрадовался он. — Вона как носом повела! Сразу видать, барынька, к нашему духу непривычна!

— Где я? — тихо выговорила графиня.

— В Коломне, милая, — охотно пояснил старик, — в гостях у меня…

Он вдруг резко отскочил назад, картинно выпрямился, молодцевато, словно показывая па мазурки, шаркнул слабыми ножками и лихо отрапортовал:

— Разрешите представиться, мещанин сего города Котошихин Степан Петрович.

В другое время и в другом месте Елена залилась бы звонким смехом, до того был забавен и смешон этот старикан. «Ему бы служить в дураках при каком-нибудь господине да веселить гостей», — подумала она. Однако сейчас было не до смеха. У нее едва хватило сил назвать в ответ свое имя и спросить, далеко ли до Москвы.

— Близехонько! — заверил Степан Петрович и вдруг с досадой хлопнул себя единственной рукой по боку. — Что же это я, старый дурень, лясы точу, дитятко голодом морю! Ну-ка, я тебя сейчас супцом мясным накормлю, — засуетился он, — а то, гляди, как исхудала, сердечная! Кожа да кости, и тех чуть-чуть…

Потешный старикан, приплясывая, поскакал на кухню, а Елена тем временем принялась с удивлением разглядывать незнакомую комнату. До этого она знала только усадьбы, свои и соседские, да крестьянские избы, куда захаживала по праздникам. Папенька с детства приучил ее дарить крестьянским детям игрушки и гостинцы.

Городской мещанский дом, в котором очутилась Елена, представлял для нее совершенно новое, диковинное зрелище. Большая комната в два окна показалась ей темной и неуютной, хотя в глазах отставного солдата являлась вполне удобным и комфортабельным помещением, достойным своей юной гостьи. Бревенчатые стены были оклеены дешевыми желтенькими обоями, больше похожими на оберточную бумагу, и украшены потемневшими гравюрами, изображавшими батальные картины, на которых, впрочем, ничего нельзя было разобрать, кроме клубов порохового дыма и взвившихся на дыбы бешеных лошадей. Из-за лакированных камышовых рамок то и дело высовывались и тут же прятались обратно рыжие тощие тараканы, словно обсуждавшие между собой удивительное появление Елены в доме их престарелого хозяина и прикидывавшие, что им с этого будет? На почетном месте, рядом с киотом, висел большой, напечатанный в красках портрет Екатерины II, между окон на скамеечке красовалось несколько горшков с пунцовой геранью, старый деревянный диван с решетчатой спинкой был покрыт лоскутной попонкой домашнего изготовления — вот почти и все, что стоило разглядывать в жилище доброго старичка. Мебель в комнате стояла самая простая, но содержалась опрятно, выкрашенный красною краской пол был недавно вымыт и блестел — все смотрело на Елену так же приветливо и бодро, как и сам хозяин этого небогатого дома.