– Крайне признателен, монсеньор, но не думайте, что я столь великодушен. Я просто считаю своим долгом расплатиться с ним за ту любезность, которую он проявил ко мне как к пленнику, и в то же время даю ему урок порядочности, смысл которого до него дойдет и без слов.
Все складывалось отлично, и, однако, Габриэль беспокоился: почему герцог ничего не говорит о самом главном? И он решился:
– Монсеньор, позвольте вам напомнить о вашем обещании, которое вы соизволили дать мне накануне взятия форта Ризбанк.
– Но погодите, нетерпеливый юноша! После трех важных услуг, как это может подтвердить господин де Водемон, я могу в свою очередь и вас попросить об одном одолжении. Я вас прошу отвезти и вручить королю ключи от города Кале…
– О, ваша светлость! – порывисто перебил его Габриэль.
– Думаю, что это вас не слишком затруднит. Подобного рода поручения вам выполнять не впервой. Помнится, вы же отвозили знамена после нашего итальянского похода… Вместе с ключами вы вручите его величеству копию акта капитуляции и это письмо, в котором рассказано о взятии Кале, – я нынче утром написал его собственноручно, невзирая на все запреты мэтра Амбруаза Парэ. Итак, я надеюсь, что вы довольны мною. Вот вам письмо, вот ключи. О том, что их нужно беречь, не стоит распространяться.
– И мне, ваша светлость, не стоит говорить о том, что я – ваш должник на всю жизнь! – взволнованно произнес Габриэль.
Он взял ларчик резного дерева и запечатанное письмо из рук герцога де Гиза. Кто знает, быть может, в них, в этих драгоценных талисманах, заключена и свобода отца, и его собственное счастье!
– А теперь я вас не задерживаю, – сказал герцог. – Вы, наверно, сами торопитесь.
– Прощайте, ваша светлость, и еще раз спасибо! – повторил Габриэль.
В это время в комнату ворвался де Терм, тот самый офицер, которого герцог послал за лордом Уэнтуорсом.
– Ну разве может уехать наш посланец победы, не повидав посланца поражения! – рассмеялся герцог при виде офицера. – Итак, что скажете, де Терм? Вы вроде бы огорчены?
– Огорчен, и очень, ваша светлость.
– Да? А что случилось? Где лорд Уэнтуорс?
– По вашему повелению я объявил лорду Уэнтуорсу, что он свободен, и возвратил ему шпагу. Он принял эту милость крайне холодно и не проронил ни слова. Подобная сдержанность удивила меня. Едва я вышел из комнаты, как громкие крики вернули меня обратно: лорд Уэнтуорс, воспользовавшись свободой, тут же пронзил себя шпагой, которую я ему только что вернул. Он умер мгновенно.
– Черт возьми! – воскликнул герцог де Гиз. – Он не мог пережить свое поражение! Вы согласны, Габриэль?
– Нет, ваша светлость, – жестко ответил Габриэль. – Нет, не поражение привело к смерти лорда Уэнтуорса.
– Как! Есть другая причина?
– Об этой причине разрешите мне, монсеньор, умолчать. Я бы хранил тайну и при жизни лорда, а уж после его смерти – тем более. Однако, – понизил голос Габриэль, – могу вам признаться, монсеньор, что на его месте я бы сделал то же самое. Да, лорд Уэнтуорс правильно поступил! Есть вещи, которые благородный человек может искупить только смертью.
– Я понимаю вас, Габриэль, – задумчиво отозвался герцог. – Нам остается только отдать лорду Уэнтуорсу военные почести.
– Теперь он их достоин, – холодно подтвердил Габриэль.
Через несколько минут герцог де Гиз отпустил Габриэля, и он направился прямо к особняку бывшего губернатора, где еще жила герцогиня де Кастро.
Он не видел Дианы со вчерашнего дня, но она уже знала об удачном вмешательстве Амбруаза Парэ и о спасении герцога де Гиза. Габриэль нашел ее спокойной и твердой.
Влюбленные верят в предчувствия – спокойствие Дианы невольно подняло его дух.
Когда виконт передал ей разговор с герцогом и показал письмо и ларец, доставшиеся ему ценою величайших опасностей, Диана обрадовалась. Но даже в эту счастливую минуту она искренне пожалела о горестном конце лорда Уэнтуорса, который, хотя и оскорблял ее целый час, был в продолжение трех месяцев истинным джентльменом.
Затем Габриэль рассказал о Мартен-Герре, о семье Пекуа, о том покровительстве, которое Диане обещал герцог де Гиз… Словом, он был готов найти тысячу поводов для разговора, лишь бы не расставаться с нею. Но мысль о возвращении в Париж все сильнее и сильнее беспокоила Габриэля. Его раздирали самые противоречивые чувства: ему хотелось и остаться, и скорее увидать короля.
Наконец настала минута, когда Габриэль объявил ей о своем отъезде.
– Вы уезжаете, Габриэль? Тем лучше! – отозвалась Диана. – Чем скорее вы уедете, тем меньше я буду томиться в ожидании. Уезжайте, друг мой, и пусть быстрее разрешится наша судьба.
– Будьте вы благословенны! Ваше мужество поддерживает меня!
– Габриэль, слушая вас сейчас, я испытывала какое-то стеснение… Да и вы, должно быть, тоже… Мы говорили о чем угодно, только не о главном – о нашем будущем. Но коль скоро вы через несколько минут уезжаете, мы можем откровенно поговорить о том единственном, что нас волнует…
– Вы словно читаете в моей душе!
– Тогда выслушайте меня. Кроме письма герцога де Гиза, вы вручите его величеству и другое – от меня. Вот оно. Я рассказываю ему, как вы освободили и спасли меня. Тем самым станет ясно, что королю Франции вы вернули город, а отцу – дочь! Я уверена, что отцовские чувства Генриха Второго не обманывают его и что я имею право называть его отцом.
– Дорогая Диана! О, если бы так оно и было! – воскликнул Габриэль.
– Теперь о другом… Я хочу знать, как будут складываться у вас дела. Пусть кто-нибудь время от времени ставит меня об этом в известность. Поскольку вам приходится оставлять здесь своего оруженосца, возьмите с собой Андре, моего французского пажа… Андре – ребенок, ему только семнадцать лет, а по нраву своему он еще моложе, чем по возрасту. Однако он предан мне, порядочен и может вам быть полезным. Возьмите его, Габриэль.
– Я благодарен вам за заботу, – ответил Габриэль, – но я должен ехать сию же минуту…
Диана перебила его:
– Андре предупрежден. Он уже собрался в дорогу, и мне нужно дать ему лишь последние указания. Пока вы будете прощаться с Пекуа, Андре нагонит вас.
– Что ж, я возьму его с радостью, – подхватил Габриэль. – У меня хоть будет с кем поговорить о вас!
– Я об этом думала, – покраснела герцогиня де Кастро. – А теперь прощайте! Пора!
– О нет, не прощайте! Это слишком горестное слово. Не «прощайте» – «до свидания»! Кстати, вы не сказали, как можно подать вам весть.
– Погодите…
Она сняла с пальца золотой перстень, потом вынула из сундука монашескую косынку – ту самую, что носила она в бенедиктинском монастыре Сен-Кантена.