Граф обернулся на шум.
— А-а, это вы, мэтр Гю, — проговорил он, — вас прислала за мной королева?
— Нет, ваше сиятельство, — отвечал камердинер, — меня прислал король.
— Король? — с некоторым удивлением переспросил граф.
— Да, — подтвердил камердинер.
— Хорошо, мэтр Гю; передайте его величеству, что я к его услугам.
Камердинер чопорно удалился, как того требовал этикет, а граф де Шарни со свойственной всем истинным аристократам любезностью по отношению к любому человеку, пришедшему от имени короля, независимо от того, носил ли он на груди серебряную цепь или был в ливрее, проводил его до двери.
Оставшись один, граф де Шарни постоял с минуту, обхватив голову руками, словно пытаясь привести сбивчивые мысли в порядок; собравшись с духом, он пристегнул шпагу, лежавшую до того в кресле, взял шляпу и, зажав ее под мышкой, стал спускаться.
Он застал Людовика XVI в его спальне; повернувшись спиной к картине Ван-Дейка, король только что приказал подать себе завтрак.
Заметив графа де Шарни, король поднял голову.
— А! Вот и вы, граф, отлично! — молвил король. — Не желаете ли позавтракать со мной?
— Государь! Я вынужден отказаться от этой чести, потому что уже завтракал, — с поклоном отвечал граф.
— Я просил вас зайти ко мне, чтобы поговорить о деле, даже о серьезном деле, и потому вам придется немного подождать: я не люблю говорить о делах во время еды.
— Я к услугам вашего величества, — отвечал Шарни.
— А пока мы можем поговорить о чем-нибудь другом — например, о вас.
— Обо мне, государь? Чем я мог заслужить заботу короля о моей персоне?
— Знаете ли, дорогой граф, что мне ответил Франсуа, когда я спросил, где ваши апартаменты в Тюильри?
— Нет, государь.
— Он сказал, что вы отказались от предложенных апартаментов и поселились в мансарде.
— Совершенно верно, государь.
— Но почему же, граф?
— Да потому, государь... потому что я живу один и, пользуясь незаслуженной милостью ваших величеств, счел себя не вправе лишать апартаментов дворецкого, когда мне довольно и простой мансарды.
— Прошу прощения, дорогой граф: вы отвечаете так, будто вы по-прежнему обыкновенный офицер и холостяк; однако вам поручено — и я надеюсь, что в трудную минуту вы об этом не забудете! — важное дело; кроме того, вы женаты: что вы будете делать с графиней в жалкой мансарде?
— Государь! — отвечал Шарни с печальным выражением, не ускользнувшим от внимания короля, как ни мало был он приметлив. — Я не думаю, чтобы графиня де Шарни сделала мне честь, разделив со мною мои апартаменты, будь они просторными, будь они небольшими.
— Но вы же знаете, граф, что хотя графиня де Шарни и не состоит на службе у королевы, они — подруги. Королева ни дня не может прожить без графини. Правда, с некоторых пор я, как мне кажется, стал замечать, что между ними наступило охлаждение… А когда графиня де Шарни приедет во дворец, где же она будет помещена?
— Государь! Я не думаю, что, графиня де Шарни когда-нибудь возвратится во дворец, если на то не будет особого приказания вашего величества.
— Да ну?
Шарни поклонился.
— Не может быть! — воскликнул король.
— Прошу меня простить, ваше величество, однако я уверен в том, что говорю.
— А знаете, меня это удивляет меньше, чем вы могли бы предположить, дорогой граф; я, по-моему, только что вам сказал, что заметил некоторое охлаждение между королевой и моей любимицей…
— Да, ваше величество, вы изволили так сказать.
— Женские капризы! Мы постараемся это уладить. А пока я, кажется, сам того не желая, веду себя по отношению к вам, как тиран!
— Что вы говорите, государь?
— Да ведь я же принуждаю вас оставаться в Тюильри, в то время как графиня проживает... где она проживает, граф?
— На улице Кок-Эрон, государь.
— Я вас об этом спрашиваю по привычке королей задавать вопросы, а также отчасти из желания узнать адрес графини; ведь я знаю Париж не лучше какого-нибудь русского или австрийца и потому не знаю, далеко ли от Тюильри улица Кок-Эрон.
— Совсем рядом, государь.
— Тем лучше. Теперь я понимаю, почему у вас в Тюильри только временное пристанище.
— Моя комната в Тюильри, государь, не просто временное пристанище, — вымолвил Шарни с той же печалью в голосе, какую король уже имел случай заметить. — Напротив, это — мое постоянное жилище, где меня можно застать в любое время суток.
— Ого! — откинувшись в кресле и забывая о еде, воскликнул король. — Что вы хотите этим сказать, граф?
— Прошу прощения, ваше величество, но я не совсем понимаю, что означают вопросы, которые я имею честь слышать от вашего величества.
— Да разве вы не знаете, что у меня добрая душа? Я отец и супруг прежде всего; внутренние дела дворца волнуют меня ничуть не меньше, нежели сношения моего королевства с иностранными государствами… Что это значит, дорогой граф? Не прошло и трех лет после вашей женитьбы, а у графа де Шарни — «постоянное» жилье в Тюильри, в то время как графиня де Шарни «постоянно» проживает на улице Кок-Эрон!
— Государь! Я могу ответить вашему величеству лишь следующее: графиня де Шарни хочет жить отдельно.
— Но вы хоть бываете у нее ежедневно?.. Нет... дважды в неделю?..
— Государь! Я не имел удовольствия видеть графиню де Шарни с того самого дня, как король приказал мне о ней справиться.
— Так ведь... с тех пор прошло уже больше недели?
— Десять дней, государь, — взволнованно произнес Шарни.
Король уловил в словах графа едва заметные нотки страдания.
— Граф! — промолвил Людовик XVI с добродушным выражением, так шедшим «доброму семьянину», как он сам себя иногда называл. — Граф, это — ваша вина!
— Моя вина? — невольно покраснев, торопливо переспросил Шарни.
— Да, да, ваша вина, — продолжал настаивать король. — Если мужчину оставляет женщина, да еще столь безупречная, как графиня, в этом всегда отчасти виноват мужчина.
— Государь!
— Вы можете сказать, что это не мое дело, дорогой граф. А я отвечу вам так: «Ошибаетесь: это — мое дело; король многое может сделать одним своим словом». Ну, будьте со мной, откровенны: вы оказались неблагодарны по отношению к бедной мадмуазель де Таверне, а она так вас любит!
— Она меня любит?.. Простите, государь… Ваше величество, вы изволили сказать, что мадмуазель де Таверне меня… любит?..