Король на именинах - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зверев cтр.№ 66

– Водитель как выглядел?

Девушка даже глаза зажмурила, вспоминая, а затем сказала:

– Без усов парень был, лицо молодое, в кепке.

– А кепка козырьком назад?

– Нет, вперед. Обыкновенно так одет, кепка серая.

– Ты бы его узнать могла?

Синицына закатила глаза:

– Может быть, и смогла бы.

– А он на меня, часом, не похож?

– Что вы! Он молодой, очень молодой.

– Значит, я на него не похож?

– Нет-нет, что вы! Вы же мужчина в возрасте, а ему, может, лет двадцать…

– Очень хорошо, – произнес Карл. – А куда ты съездить хочешь, Катя Синицына, когда поправишься?

– Ой, даже не знаю. В Турцию, может быть… а можно и в Болгарию. Я нигде не была, только в Питер на экскурсию ездила.

– Когда поправишься, поедешь в Турцию, я тебе это обещаю.

– Извините, а вы кто? – вдруг спросила девушка.

– Я тот, кому ты помогла.

– Чем это я вам помогла? – простодушная Катя Синицына все еще не понимала, зачем и для чего так подробно расспрашивает ее о том скверном дне солидный, хорошо одетый мужчина с короткой, поблескивающей сединой стрижкой-ежиком.

– Милиция к тебе не наведывалась?

– Нет.

– Ну так вот, потом, когда к тебе следователь придет, ты ему всю правду расскажешь. Не забудешь?

– Зачем вы мне это говорите? Я врать не умею.

– Ну все, поправляйся, – Карл пожал девушке руку, не сильно, но дружелюбно.

Он отошел от кровати и открыл дверь. Заведующий отделением вместе с сестрой стояли напротив. Как только дверь открылась, врач двинулся к Карлу.

– Сергей Михайлович, – сказал Карл, – сделайте все, что в ваших силах. Она хорошая девушка, у нее вся жизнь впереди. Помогите ей как можно скорее встать на ноги.

– Вы понимаете, Олег Карлович, у меня в отделении работают самые лучшие специалисты. Если надо, мы пригласим хирургов.

– Делайте все, что надо, – крепко пожимая руку врачу, сказал Карл. – Я найду дорогу, не беспокойтесь.

Вор в законе неторопливо, размеренно, с чувством собственного достоинства пошел по коридору. Сестра и заведующий отделением, как зачарованные, смотрели ему вслед.

– Кто это, Сергей Михайлович? – шепотом спросила медсестра реанимационного отделения.

– А ты что, не видишь, глаз у тебя нет?

– Понятно, начальник. Я сразу поняла, когда он только вошел, что не простой человек, не родственник.

– Так вот, никому не говори.

– О чем? – спросила сестра.

– Да о том, что он здесь был. Из министерства звонили и просили, чтобы никто не знал о его приходе.

– Ясное дело, не скажу. Хорошо, что предупредили.

Синицына ощупала лицо правой рукой и чуть не расплакалась. Попросила у медсестры зеркало, но та сказала:

– Голубушка, нечего тебе пока на себя смотреть. Еще насмотришься. А пока отдыхай.

Но затем, немного подумав, вытащила из кармана халата пудреницу, открыла и подала Синицыной. Та долго, минут десять рассматривала свое лицо в маленьком зеркале. Пару раз ойкнула, а вскоре привыкла. Защелкнула пудреницу, отдала сестре.

– Ты лучше поспи и ни о чем плохом не думай. Заведующий сказал, что все у тебя будет хорошо. А если Михалыч говорит, что все будет хорошо, то, значит, человек поправится. Мы с ним еще на твоей свадьбе побываем. Ты же не замужем?

– Нет, – сказала Синицына.

– Ну вот, выпишешься, замуж выйдешь. А этот, что приходил, знакомый твой?

– Нет, я его в первый раз вижу.

Медсестра хмыкнула.

– Крутой мужик, – сказала она, подошла к окну и стала смотреть во двор.

Когда ей наскучило это занятие, она вышла из палаты. Синицына лежала и смотрела, как по прозрачной трубочке сбегает в вену у ключицы голубоватая жидкость. Обычно, когда человек прикован к постели, он начинает вспоминать свою жизнь, перебирая годы и дни, с надеждой планирует будущее. Воспоминания отвлекали от навязчивой боли, и Катя Синицына погружалась в них. Она прикрыла глаза, вспоминала школу, одноклассников и одноклассниц – тех, у кого удалась жизнь, по ее мнению, и тех, у кого жизнь не удалась.

Себя она пока не относила ни к тем, ни к другим. Все еще могло измениться, ведь, по идее, она должна была погибнуть, когда в ее киоск врезалась машина. Но бог миловал, значит, она теперь будет жить долго и даже скорее всего счастливо.

«Странный пожилой мужчина с властным лицом, кто он? Зачем приходил? Я ему правду рассказала, зачем мне врать? – думала Синицына. – Наверное, я ему что-то хорошее сказала, раз он пообещал отправить меня за границу. И, наверное, не обманет, хотя меня все обманывают – и хозяин, у которого я работаю уже второй год. Все обещает, что накинет денег, а потом жалуется, что денег нет, выручка падает, что всем платить надо. И просит потерпеть, мол, скоро лучшие времена наступят. А где эти времена, когда они наступят? Мне вот осенью уже двадцать три будет, а я еще не замужем, ни кола ни двора…»

У Синицыной начала кружиться голова, ее затошнило. Она дернула здоровой правой рукой. И словно бы почувствовав, или, может быть, услышав шум, в палату быстро вошла медсестра с озабоченным лицом.

– Что такое, голубушка? Ты это чего?

– Тошнит, – сказала Синицына.

– Сейчас, сейчас… Это у тебя от боли. – Она взглянула на часы. – Как раз и укол пора делать.

У противоположной стены стоял столик на колесиках, закрытый белой тканью. Зазвякали инструменты, хрустнула головка ампулы. Одноразовый шприц наполнился лекарством.

– Сейчас я тебе укольчик сделаю, и ты еще пару часов поспишь. А вечером тебя посмотрят и, может быть, из реанимации в терапию переведут. Так что все хорошо.

Укол иглы был почти безболезненным. Минут через десять боль начала притупляться, и девушка уснула, но не глубоким сном здорового уставшего человека. Синицына слышала, как медсестра ходит по палате, слышала, как ее позвали пить чай, но она отказалась. Даже шелест книжных страниц и тот был хорошо слышен.

Состояние было таким, словно одна часть ее существа спала, а другая бодрствовала, улавливая все то, что происходит вокруг. Она даже слышала, как медсестра меняла капельницу, снимая со штатива пустую бутыль и ставя новую, полную. Но никакого интереса к процедурам и к жизни, происходившей вокруг, Синицына не испытывала, ей было все равно. Сколько прошло времени, она не помнила.

Медсестра ее попоила, протерла щеки, подбородок, глаза влажной салфеткой.

– Ну, ты совсем молодец, Катерина, – может быть, чересчур бодрым голосом сказала она, принимаясь за книгу.