– Вы совершенно правы, сударь, – согласился де Лоне, поклонившись, – я солдат и выполняю приказ.
– А я, сударь, – сказал Бийо, – гражданин, и поскольку мой долг гражданина противоречит вашему солдатскому долгу, одному из нас придется умереть.
– Вполне вероятно, сударь.
– Итак, вы намерены стрелять в народ?
– Пока нет – до тех пор, пока он не начнет стрелять в меня. Я дал слово посланцам господина де Флесселя. Вы ведь видите, что пушки отодвинуты от амбразур. Однако после первого же выстрела, произведенного с площади по моей крепости…
– Что же произойдет после первого выстрела?
– Я подойду к одному из этих орудий, хотя бы вот к этому. Я сам подкачу его к амбразуре, сам наведу и сам приставлю фитиль.
– Вы?
– Я.
– О, неужели вы способны на такое преступление! – воскликнул Бийо.
– Я ведь вам сказал, сударь, что я солдат и выполняю приказ.
– В таком случае, смотрите, – сказал Бийо, подводя де Лоне к амбразуре и показывая пальцем сначала в сторону Сент-Антуанского предместья, а затем в сторону бульвара, – вот кто будет приказывать вам отныне.
Там, внизу, извивалась, подобно гигантской змее, чей хвост терялся где-то вдали, черная, плотная, вопящая масса людей.
Гигантская эта змея была покрыта сверкающей чешуей.
Ее составляли два людских потока, два войска, которым Бийо назначил свидание на площади Бастилии: одно из них возглавлял Марат, другое – Гоншон.
Они текли к площади с двух сторон, потрясая оружием и испуская устрашающие крики.
Увидев все это, де Лоне побледнел и, взмахнув тростью, крикнул: «По местам!»
Затем, двинувшись к Бийо с угрожающим видом, он воскликнул:
– А вы, несчастный, вы, явившийся сюда как парламентарий, в то время как сообщники ваши идут на приступ, знаете ли вы, что заслуживаете смерти?
Бийо опередил коменданта и, быстрый, как молния, схватил де Лоне за шиворот и за пояс.
– А вы, – сказал он, приподняв его над землей, – вы заслуживаете, чтобы я швырнул вас вниз, прямо в ров. Но, благодарение Богу, я расправлюсь с вами другим способом.
В эту минуту оглушительный вопль, который, казалось, испустила разом вся площадь, пронесся по воздуху, как ураган, а на площадке показался плац-майор Бастилии господин де Лорм.
– Ради Бога, сударь, – обратился он к Бийо, – покажитесь толпе; эти люди думают, что с вами стряслась беда; они непременно хотят вас увидеть.
В самом деле, толпа выкрикивала имя Бийо, которое сообщил ей Питу.
Бийо отпустил коменданта, а тот убрал свою шпагу в ножны.
Снизу доносились угрожающие крики и призывы к мести; наверху три человека медлили, не зная, как поступить.
– Покажитесь же им, сударь, – сказал де Лоне. – Не то чтобы эти крики меня смущали, но я не хочу прослыть бесчестным человеком.
Тогда Бийо высунул голову в бойницу и помахал рукой. При виде его толпа разразилась рукоплесканиями. В лице этого человека из народа, первым ступившего по своей воле на орудийную площадку Бастилии, толпа, казалось, приветствовала воплощенную революцию.
– Теперь, сударь, – сказал де Лоне, – мне больше не о чем говорить с вами, а вам больше нечего здесь делать. Вас ждут там, внизу; ступайте.
Бийо оценил этот благородный жест человека, в чьей власти он находился; он начал спускаться вниз; комендант шел за ним следом.
Что же до плац-майора, то он остался наверху: комендант тихонько отдал ему какие-то приказания.
Было очевидно, что г-ном де Лоне владеет одно-единственное желание – чтобы присланный к нему парламентарий как можно скорее возвратился в ряды его врагов.
Бийо молча пересек двор. Он увидел, что артиллеристы уже заняли места подле орудий. Фитили уже дымились.
Бийо остановился перед канонирами.
– Друзья! – сказал он. – Помните, что я приходил к вашему коменданту и просил его избежать кровопролития, но он отказал мне.
– Именем короля, сударь! – сказал де Лоне, топнув ногой. – Уходите отсюда прочь!
– Берегитесь, – сказал Бийо, – вы гоните меня отсюда именем короля, но я вернусь именем народа.
Затем, обернувшись к караульным-швейцарцам, он спросил:
– А вы, на чьей вы стороне?
Швейцарцы молчали.
Де Лоне указал ему пальцем на железные ворота.
Бийо решил предпринять последнюю попытку.
– Сударь! – сказал он коменданту. – Заклинаю вас именем нации! Именем ваших братьев!
– Моих братьев! Вы называете моими братьями тех, кто орет: «Долой Бастилию! Смерть коменданту!» Быть может, вам эти люди – братья, но мне – увольте!
– В таком случае, заклинаю вас именем человечности!
– Именем человечности! Человечности, которая заставляет сто тысяч человек добиваться смерти сотни несчастных солдат, запертых в этих стенах!
– Вы имеете прекрасную возможность сохранить им жизнь, сдав Бастилию народу.
– И потеряв свою честь.
Бийо замолчал; эта логика солдата подавляла его; затем он снова обратился к швейцарцам и инвалидам.
– Сдайтесь, друзья мои! – вскричал он. – Сдайтесь, пока еще есть время. Через десять минут будет уже поздно.
– Если вы сию же минуту не выйдете отсюда, сударь, – вскричал в свою очередь де Лоне, – я велю расстрелять вас, даю слово дворянина.
Бийо секунду помедлил, а затем, скрестив руки на груди в знак презрения и в последний раз взглянув в глава Де Лоне, покинул крепость.
Глава 17.
БАСТИЛИЯ
Толпа, трепеща, хмелея, ждала под палящим июльским солнцем. Люди Гоншона смешивались с людьми Марата. Сент-Антуанское предместье узнавало и приветствовало своего брата – предместье Сен-Марсо.
Гоншоново войско возглавлял сам Гоншон. Что же до Марата, то он исчез.
Смотреть на площадь было страшно.
При виде Бийо крики усилились.
– Итак? – спросил Гоншон, подходя к фермеру.
– Итак, – отвечал Бийо, – этот человек не робкого десятка.
– Что вы хотите сказать? – спросил Гоншон.
– Я хочу сказать, что он упорствует – Он не хочет сдать Бастилию?
– Нет.
– Он уверен, что выдержит осаду?
– Да.
– И вы думаете, что он будет держаться долго?
– До смерти.
– Значит, он умрет.
– Но сколько же человек умрут вместе с ним! – сказал Бийо, сомневаясь, по всей видимости, в том, что Господь дал ему, Бийо, то право, которое без колебаний присваивают себе генералы, короли. Императоры, – право проливать людскую кровь.