Точно так же, по идее, должны работать и разведчики, и диверсанты. Это в кино бравые десантники и прочие коммандос прыгают с парашютами в тылы врага и, круша супостатов направо и налево, выполняют свою задачу – допустим, взрывают ужасно секретный склад ГСМ или боеприпасов. А затем, в строгом соответствии с законами жанра, все с тем же огнем и грохотом начинают отходить, с яростными криками укладывая беспомощных и глупых супостатов уже целыми полками и дивизиями… В реальной жизни группа незаметно проникает на территорию противника, выполняет задачу и так же бесшумно и незаметно уходит. Причем, как правило, пути отхода по вполне понятным причинам разрабатываются и готовятся даже чуть более тщательно, чем всякого рода тропки, ведущие к заветной цели операции. Никто ничего и никого не видел, не слышал, и ни одного громкого выстрела ни с одной стороны сделано не было – настоящий спецназ старается работать именно так…
Как будут развиваться дальнейшие события в случае, если группе удастся выполнить свое задание по поиску и поимке беглого деятеля из «фирмы, торговавшей оружием», командир группы старший лейтенант Катков даже при всем желании, естественно, точно предсказать не мог. Не мог, поскольку ни один даже самый гениальный и тонко рассчитанный план не гарантирует от сбоев и всякого рода неприятных случайностей. Зато Скат точно знал, что ни с какими парашютами им под покровом ночи на японскую территорию прыгать не придется, потому что в Страну восходящего солнца они должны были отправиться самым что ни на есть законным образом, с соблюдением всех пограничных и таможенных формальностей.
Так же точно Катков и его товарищи знали и другое: свое задание они выполнят несмотря ни на что и при любых раскладах всех случайностей и событий. Помешать им могла разве что только гибель, но ни один из троих в ближайшем будущем погибать отнюдь не собирался, хотя внутренне каждый из них, подобно тем же средневековым самураям, к встрече с малоприятной старушкой был всегда готов. С той самой старушкой, что всюду таскается с отточенной косой на костлявом плечике. Такая уж в спецназе работа…
Застолье протекало вполне мирно, неторопливо и, как говаривали в прежние времена, культурно. Иванов, не переставая нахваливать местные деликатесы, изо всех сил пытался накормить гостей так, чтобы они запомнили хлебосольное и богатое Приморье если и не на всю оставшуюся жизнь, то уж на год-два точно. Спецназовцы в особых уговорах, собственно, и не нуждались – отведали всего понемножку, не забывая аккуратненько сдабривать устрашающее обилие местных блюд, среди коих преобладали морепродукты всех цветов и размеров, стопкой-другой из выставленных на столе бутылок с весьма приличными напитками. Причем то ли замечание Орехова насчет того, что не стоит забывать о завтрашней работе, то ли просто самодисциплина боевых пловцов сработала, но никто по-настоящему навеселе не был даже в конце длительного ужина. Обычно мужики, вспоминая подобные посиделки с друзьями, на вопрос о количестве выпитого пренебрежительно отмахиваются: да какая там выпивка – так, чуть-чуть для настроения…
На следующее утро группа Ската присоединилась к команде российских каратистов, летевших в Японию для встречи с мастерами одного из самых известных стилей карате – кёкусинкай, созданного легендарным Масутацу Оямой. Договоренность с руководством команды была достигнута еще в Москве, и теперь в рядах жилистых мастеров «пути пустой руки» кроме четверки вальяжных чиновников из основных Федераций карате России, врача, массажиста и тренеров появились еще трое: спортивный журналист Катков, массажист Троянов и тренер Орехов. В новых документах, изготовленных специально для поездки в Японию, имена и фамилии спецназовцев были, естественно, изменены. Все было законно, чисто и абсолютно легально, так что даже при большом желании спецслужбам Японии придраться было бы решительно не к чему…
Глава 9
Япония, южная оконечность острова Кюсю
Наверное, летом здесь было очень красиво: возвышающиеся над тихим заливом аккуратные горы, разбросанные по ступенчатым склонам разлапистые сосны с живописно искривленными ветвями, украшенными длинными иголками хвои, небольшой водопад, уютно шумевший среди зарослей каких-то местных растений, напоминавших не то камыши, не то бамбук. По утрам из-за вершин степенно выкатывается мутновато-красное солнце – почти точно такое же, как и на флаге страны. Потом оно наливается жарким расплавленным золотом и начинает разгонять белесый утренний туман, озаряя и согревая голубые воды залива и изумрудную зелень травы и деревьев. Оживляются просыпающиеся задолго до восхода птицы и на все голоса приветствуют доброе божество, несущее свет и тепло. Наверное, в жаркий и влажно-душный полдень над водопадом временами появляется призрачная радуга, а среди прибрежных реденьких камышей шныряют, трепеща прозрачными крылышками, стрекозы…
Все здесь было очень красивым, причем настолько, что неведомо откуда вдруг появлялось ощущение чего-то кукольного, ненастоящего. Словно кто-то много веков назад с любовью и знанием дела вырезал красивенькую гравюру в стиле Хокусая и повесил в аккуратную рамочку – этим пейзажам явно не хватало вольного, дикого размаха и величия…
Впрочем, сейчас, в декабре, солнце проглядывало нечасто, над заливом и горами висела обычная для местной зимы сырая холодная мгла, и в целом картинка получалась довольно-таки скучноватая. До весеннего цветения сакуры, засыпающей всю страну Ниппон нежно-розовыми лепестками, оставалось еще больше двух долгих месяцев…
Микроавтобус «Мицубиси», украшенный по борту логотипом какой-то телекомпании, негромко урча прекрасно отрегулированным мотором, прокатился по центральной улице небольшого туристического поселка и мягко затормозил неподалеку от красивой арки, выстроенной в традиционном синтоистском стиле. Арка, с ее резными столбами и красиво изогнутой крышей, была воздвигнута таким образом, что казалась ажурной рамой, окаймлявшей чудесный вид на залив, горы и сосны.
В микроавтобусе с легким стуком открылась боковая дверь, из темного салона появились двое молодых мужчин и начали сноровисто разматывать не то провода, не то кабели для какой-то аппаратуры. Еще через пять минут выяснилось, что один из мужчин, вставший с микрофоном в руках на фоне красивой арки, был, по-видимому, кем-то вроде репортера. А второй, с двумя фотоаппаратами на груди и с кинокамерой на плече, наверняка был оператором и фотографом в одном лице.
Репортер деловито отдал несколько каких-то указаний, оператор, в свою очередь, тоже несколько раз взмахивал свободной от аппаратуры рукой, вероятно, предлагая своему товарищу занять наиболее выгодный для съемки ракурс. Наконец все было готово, и репортер, подав команду «начали!», обаятельно улыбнулся и поднес микрофон к губам.
– А сейчас, уважаемые телезрители, мы с вами находимся в небольшом курортном местечке на южном побережье острова Кюсю. Это совсем неподалеку от крупного города Кагосима. Ох уж мне эти японские названия, – репортер, говоривший по-английски с характерным выговором, выдававшим в нем, скорее всего, американца из южных штатов, снисходительно улыбнулся и продолжил свою бойкую речь: – От Кагосимы сюда можно за какой-нибудь час добраться на автобусе или на автомобиле, который вы можете без труда взять напрокат в любой из многочисленных местных фирм. Дороги здесь почти ничуть не хуже, чем в окрестностях Далласа или в любой деревушке Аляски. За моей спиной вы видите вполне современный туристический комплекс, – мужчина с микрофоном слегка развернулся и плавным жестом указал на расположившиеся чуть в стороне красивые домики, выстроенные в традиционном японском стиле, – который не пустует в течение круглого года. Конечно, летом, когда все кругом согрето щедрым солнцем, здесь намного приятнее проводить свои выходные или отпуск, но японцы почему-то обожают свою природу в любое время года. Мне иногда кажется, что зимние серые и унылые, на наш взгляд, пейзажи нравятся им даже больше, чем летние или весенние. Они находят в этой сырой и холодной печали особую поэтическую прелесть и слагают о ней свои странные стихи, которые называются танка и хокку…