Он захлебывался, его распирало от гордости… Он привез кучу
подарков всем, был весел, но не забыл привезти мне приглашение и сам же со мной
ходил по всем инстанциям, в результате мне дали разрешение поехать к нему на
месяц. И хотя в июле стояла жуткая жара, я бегала по Риму, ошалев от счастья. И
влюбилась в этот город с его историей, красотой и огромным количеством
бездомных кошек.
Отец и Карлотта, которая мне очень нравилась, жили в
огромной квартире на знаменитой Виа Мар-гутта. Там было так необычно и красиво.
Этажом ниже жил дед Карлотты, знаменитый итальянский галерист, сухонький
смешной старичок, который при виде меня всегда восклицал: che bellezza
[2]
и больно щипал меня за предплечье. Я вскрикивала, а он совал
мне невероятно вкусную большую конфету. Однажды Карлотта обнаружила у меня на
предплечье синяк.
– Что это? – спросила она.
Я промолчала. Мне неловко было доносить на старичка.
– Кажется, я понимаю, – хмыкнула Карлотта, а
вечером того же дня принесла мне большой пакет с этими конфетами.
Не знаю, что уж она там сказала деду, но больше он меня не
трогал. Просто перестал меня замечать вообще. Когда я приехала в следующий раз,
деда уже не было в живых.
Карлотта прекрасно говорила по-русски. Она, как оказалось,
училась в Ленинграде и в роду у них были русские. Я обожала эти поездки. Но
мама давала мне разрешение всегда с недовольным видом. Считала, что это дурно
на меня влияет. У нее родилась девочка, полная противоположность мне,
беленькая, бесцветная, но вполне милая. Правда, Медуз старался меня к ней не
подпускать. Я как-то услышала его разговор с мамой:
– Леля, зачем ты позволяешь Фаине брать Леночку на
руки?
– А в чем дело, Валя?
– Девочка в таком возрасте живет одна, без присмотра,
мало ли чем может заразиться…
– Валя, что ты говоришь?
– Я врач, я знаю, что говорю, и я не хочу, чтобы
Леночка…
Я задохнулась от обиды и ненависти.
– Я все слышала, мама. Не волнуйся, я больше никогда не
переступлю порог этой квартиры! Никогда, слышишь! И вообще, забудь, что у тебя
две дочери! Только одна!
Я выскочила на лестницу, вся дрожа. Мама побежала за мной,
поняла, что Медуз переборщил.
– Фаина, девочка, не обращай внимания, это все ерунда…
– Нет, мама! Если ты захочешь меня видеть, приходи ко
мне! Но одна!
Я сдержала слово. Больше никогда не переступила порог
квартиры, где родилась. Через три года они эту квартиру продали и уехали жить в
Финляндию. С тех пор я маму не видела. Выходя замуж, я позвонила ей и
пригласила на свадьбу, но она не смогла приехать. Или не захотела, не знаю.
Так я взрослела. Одна. Хотя тепла и заботы мне хватало. Тетя
Соня и дядя Юлик заменили мне родителей. В их тревогах обо мне не было и тени
фальши. А Федяка и сейчас мой близкий друг.
Я жила одна и находила в этом известную прелесть. Подруг у
меня было немного, школьные компании меня не увлекали, и вопреки предсказаниям
Медуза я вовсе не стала малолетней шлюхой. Я любила читать и вполне естественно
после школы подала документы в МГУ, на филфак, и поступила с первого раза без
всякого блата, на романо-германское отделение. Я со страстью учила итальянский!
Еще бы, ведь каждое лето у меня была возможность удивлять своими успехами отца
и Карлотту.
– Придется тебя выдать замуж за итальянца, –
смеясь, говорил отец.
– Ничего не имею против! Они веселые! И итальянскую
кухню я обожаю.
Но замуж я вышла за русского парня. Его звали Максом, он был
родом с Алтая, окончил Институт стали и сплавов, и мы поженились через две
недели после знакомства. Я тогда училась на третьем курсе. Правда, мы не
регистрировали наш брак, и Макс просто переехал ко мне. Тетя Соня и дядя Юлик,
вопреки моим опасениям, не настаивали на официальном браке.
– Федь, – спросила я у кузена, – почему твои
так легко согласились?
– Да не просто согласились, а до смерти обрадовались.
– Почему? – не поняла я.
– Потому что считают, что вряд ли вы долго
продержитесь, а так Макса не надо прописывать к тебе, с квартирой проблем не
будет, если разбежитесь.
Я тогда обиделась. Обиделась за Макса. И даже стала
настаивать на том, чтобы пожениться. Но Макс только смеялся.
– Зачем, Фаинка? Разбежаться будет проще. Мне, дуре,
казалось, что у нас неземная любовь, что у нас будут дети, а он думает, как бы
нам разбежаться?
– По крайней мере он довольно бескорыстный
малый, – заметила тетя Соня, когда я поделилась с ней своими
разочарованиями. Я-то любила его… А он в самом деле через два года слинял.
Просто в один прекрасный день я вернулась домой, а его и след простыл. Забрал
все свои вещи и был таков. Даже записки не оставил.
Я долго не могла прийти в себя от горя и обиды. Уехала к
отцу в Рим. Карлотта знакомила меня с какими-то молодыми людьми, но, видимо,
было еще рано. Травма оказалась слишком глубокой. Я ни на кого не хотела
смотреть, да и парни как-то шарахались от меня. Но тут случилась беда – отца
ранили в одной из горячих точек, и мне стало не до любовных горестей. Его
доставили в Рим, сделали операцию, и я с неистовой страстью принялась
выхаживать его.
– Бамбина, да ты просто Юлия Вревская! – смеялся
папа, хотя ему было не до смеха. Он четко осознавал, что с таким ранением вряд
ли сможет вернуться к прежней работе. У него была прострелена нога, и так
неудачно, что он навсегда остался хромым.
– Отбегался я, дочка! Но ничего, лорд Байрон тоже
хромал!
– Ты будешь писать стихи, как Байрон?
– Нет, увы! Но и просто заслуженным инвалидом я тоже не
хочу доживать.
– И что же ты думаешь делать?
– Вот встану на ноги и буду помогать тестю, он давно
этого хочет. Стану устраивать выставки не только картин, но и фотографий, ну и
буду наслаждаться оставшейся жизнью. Буду пить вино, вкусно есть, волочиться за
красивыми женщинами…
– Нет, ты будешь волочить за ними ногу!
– О, бамбина! Это злобная шутка!
– Не злобная, а острая!
– Да, тебе палец в рот не клади! – хохотал мой
неунывающий папа.
Когда он наконец встал и начал потихоньку ходить, я
почувствовала, что забыла о Максе. Клин клином!
Потом я вышла замуж по-настоящему. Свадьба, белое платье из
Милана, свадебное путешествие на Канары… Масса иллюзий и… Ничего! Мне просто
нечего сказать об этом браке, от него осталась только пустота. Пустота в душе,
в сердце. Мой муж был просто пустым местом, почти фантомом, не оставившим
никакого следа, даже странно. И развод был избавлением от пустоты. Я опять
начинала жить заново. И пошла работать. В новый мужской журнал. Вот там-то я
встретила главную и единственную настоящую любовь. Этот человек наполнял меня
таким счастьем! Достаточно было увидеть его, услышать его голос… Он тоже
работал в нашем журнале. Но если я тянулась изо всех сил, чтобы стать хорошей
журналисткой, то ему у нас было тесно. Вулканолог по первой своей профессии, он
казался мне неимоверно романтическим героем. Он был умным, добрым, веселым,
относился ко мне очень тепло, по-дружески, но как женщину меня не воспринимал.
А я боялась спугнуть возникшие дружеские отношения, старалась всячески показать
ему свою независимость и приучала его к тому, что я просто добрая подруга… Я
верила и надеялась, что он сумеет оценить меня по достоинству и в один
прекрасный день полюбит. Но увы… И тогда я стала заводить романы с кем попало,
кратковременные, пустые, что называется для здоровья. И частенько, как другу,
жаловалась Родиону. Его звали Родион Шахрин. Он тоже иногда рассказывал мне о
какой-нибудь не в меру назойливой девице, и я мысленно поздравляла себя с тем,
что не стала одной из них. Я все еще надеялась, что в один прекрасный день у
него откроются глаза… А потом он вдруг решил познакомить меня со своим младшим
братом, приехавшим из Америки. И у меня голова пошла кругом. Я вообразила, что
этот самый брат сможет стать для меня тем, чем не стал Родион. Но это было так
глупо… Переспав с ним, я поняла, что не нужна ему, а он мне. Он, как
выяснилось, приезжал в Москву, чтобы найти какую-то девушку из своей молодости.
А потом оказалось, что именно ее безумно полюбил Родион. О, как же он мучился!
Как его колбасило и плющило! Что-то у него с ней не ладилось… Она жила в
Германии, он в Москве, между ними были какие-то непонятки… Я сначала
злорадствовала, а потом мне вдруг стало его безумно жалко… Он даже с горя
сделал мне предложение… Но я так не хотела. Мы вместе встречали Новый год у его
друзей. Я сперва радовалась такой перспективе, говорят же, как встретишь Новый
год, так его и проведешь, но это чепуха. Он был такой грустный, подавленный,
потерянный, что я решила раз и навсегда покончить с этим своим дурацким
чувством. Я пошла в туристическое агентство и купила билет в Мюнхен, где жила
его любовь со смешным прозвищем «Девственная селедка», и попросила доставить
билет и ваучер на гостиницу ему в офис. У него теперь был свой собственный
журнал. И он полетел в Мюнхен. А я уволилась с работы и улетела к отцу в Рим. И
вот теперь через две недели предстоит моя свадьба.