Он ненавидел этого Батяню так, что если бы можно было нанести тому урон мысленно, то майор Лавров непременно покинул бы этот мир. Тем более было неприятно, что этот десантник портил его, Авдеева, репутацию среди серьезных людей, ставя ее вообще под сомнение.
— Тоже мне, крепкий орешек! — хмыкнул коммерсант. — Если орех не поддается зубам, то его крошат инструментом более сильным. Есть, скажем, орехокол или молоток, — довольный своей шуткой, он хрипло хохотнул.
— Так что же ты с этим майором ничего поделать не можешь? — продолжал расспросы Харс. — Ты меня, полковник, просто удивляешь, причем весьма неприятно.
— Не могу же я ему прямым текстом приказать пропустить фуры, — раздраженно сказал Авдеев.
— Ну, не можешь приказать… Всегда находятся другие рычаги воздействия, если не помогает один. Не нам же тебя учить, что нужно сделать. Если так идут дела, то в этом случае ты нам просто становишься не нужен. Ты в деле, поскольку от тебя зависят определенные вещи. Каждый из нас занимает свою нишу, и этим он ценен. Но раз так, тогда подскажи, зачем нам твое участие? — слова Харса звучали холодно и мрачно.
Полковник нервно закусил губу. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Но противопоставить что-то столь железным аргументам он не мог. Правда, как говорится, резала глаза.
Авдеев всегда был человеком деловым. И, надо сказать, сама жизнь способствовала тому, чтобы его начинания в самых разных областях приносили выгоду. Области интересов полковника в разное время были тоже разными, но все они сходились на извлечении конкретной пользы.
Детство Авдеева прошло в обществе не самого низкого пошиба. Его отец, заслуженный ветеран нескольких войн, известный генерал, был для сына неплохим примером. С детства Авдеев не привык себе ни в чем отказывать, и тогда же у него сложилось четкое представление о том, что и его жизнь должна пройти не в худшей, скажем так, обстановке. О том, что подобное положение далось отцу не так уж легко, что за всем этим внешним великолепием скрывалось долгое и трудное восхождение, политое в буквальном смысле своей собственной кровью, думать как-то не хотелось.
Имея прекрасные стартовые возможности и природное чутье, Авдеев четко и уверенно поднимался по служебной и прочим лестницам. Он не любил, когда на его пути попадались такие неожиданные и неприятные препятствия, как этот чертов Лавров.
— Да все это яйца выеденного не стоит. Кто такой этот майор? А если с должности его убрать? — подсказал Харс. — Всегда есть вариант, а если хорошо подумать, то их можно найти и несколько. Я бы на твоем месте проделал это в два счета. Тоже мне, нашелся герой! Насмотрелся я в свое время на таких. И что — все они довольно печально оканчивали свою карьеру.
— Да он тут и так в «ссылке», как и я. Разве что какое-нибудь ЧП в части произойдет, чтобы его из армии выгнать, — задумчиво сказал полковник.
Он ломал голову над решением этой проблемы, но ничего толкового в голову не приходило. Батяня застрял в деле, словно кость в горле.
— За этим дело не станет, — уверенно сказал Алхан. — Раз уж ваш майор до такой степени уникальная личность, придется им заняться мне самому, а то вижу, что так и провалить все недолго.
— О чем это ты? — подозрительно покосился на него полковник. — Что-то я тебя не пойму…
— Неважно. Раз уж ты не в состоянии ничего сделать с этим майором, то возьму я это на себя. — Харс подвинул к себе пепельницу и затушил в ней окурок.
Было видно, что у него уже возникла какая-то идея, которой, впрочем, он не спешил поделиться.
В открытое окно влетел большой черный шмель и с гудением стал кружиться над столом. Коммерсант поморщился: насекомые всегда вызывали у него отвращение, особенно такие большие и шумные.
— Ладно, с этим вопросом мы пока решили, — заключил Харс, — поехали дальше. Дел у нас по горло.
Даратол закашлялся и, протянув руку, взял бутылку с минеральной водой. Скрутив крышечку, он вылил половину ее содержимого в высокий стакан и с жадностью, в несколько больших глотков осушил его.
— Парит… — отдуваясь, протянул он. — Вечером будет дождь.
Глава 20
— Ну, что скажешь, старлей? — вид Батяни был суров и мрачен. — Давай, колись. Я не собираюсь у тебя информацию клещами вырывать.
В кабинете комбата, несмотря на жару, было плотно закрыто окно. Даже форточку на этот момент Лавров закрыл на задвижку.
Два офицера сидели один напротив другого. Разговор был тяжелым и неприятным, особенно для Щекочихина, — он чувствовал себя, как уж на сковородке. Проблемы, связанные с действиями, мало совместимыми со званием российского офицера, начали выползать наружу, и он чувствовал, что они теперь будут только увеличиваться. Лавров сверлил собеседника глазами, словно пригвождая к стенке.
— Да ты пойми, майор, я тут совсем ни при чем, — всячески пытался обелить себя старлей. — Я что, по собственной инициативе мог такое предпринять? Полковник Авдеев приказал мне обеспечить проход фур. Я только выполнял приказание вышестоящего начальства.
Офицер развел руками, будто показывая, что в данном случае он — винтик.
— Послушай, Щекочихин, — начинал закипать Лавров, — ты понимаешь, что Россия поставила тебя, именно тебя охранять ее государственную границу? Что на тебя возложены совершенно конкретные полномочия с расчетом на то, что ты их выполнишь. Все эти слова насчет того, что мы охраняем покой нашего народа, — это не пустые фразочки, а четкие и реальные понятия. А ты эту свою задачу не выполнил, а она, между прочим, куда важнее многих других. И что я тут вынужден объяснять тебе прописные истины, которые должны усваивать солдаты-первогодки.
Батяня был рассержен. Выходило так, что в своем же подразделении у него имелись скрытые и серьезные проблемы, о существовании которых он и не догадывался. Самое худшее — в этом он убедился на основании своего многолетнего и отнюдь не теоретического опыта — это когда то, что ты считаешь своим тылом, оказывается совсем не тем, чем казалось. Ведь очень важно, чтобы, когда тебя прижали к стенке, знать, что хотя бы она в самый неподходящий момент не упадет за твоей спиной.
— Ты так легко рассуждаешь, майор, — мрачно хмыкнул Щекочихин, — а кто я такой против него? Я что — спорить с ним буду? Жалобы на него катать?
— Ты десантник, — жестко напомнил Батяня, — и офицер. Если для тебя это пустые слова, значит, будем разговаривать по-другому.
Ненадолго воцарилось молчание, когда оба, почти синхронно, не сговариваясь, достали из пачек сигареты и закурили. Затягиваясь дымком, каждый в мыслях глядел на ситуацию со своей стороны. Причем у каждого эта сторона весьма отличалась от точки зрения собеседника.
У Лаврова все было четко и ясно: он находится на охране границы и прекрасно знает, «что такое хорошо и что такое плохо». Вся жизнь майора, в принципе, и состояла из того, чтобы пресекать поползновения всякой нечисти. Далеко не каждый на его месте выдержал бы такие испытания, но на то он и был майором Лавровым, или просто — Батяней.