Грабеж средь бела дня - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зверев cтр.№ 50

– Спрашиваешь! В начале августа рожать… А что я должна делать? – готовно спросила Мандавошка, упираясь тугим животом в барную стойку.

– Смотри. Твой лучший дружбан, бывший мент Голенков…

– …никакой он мне не дружбан! – попыталась перебить Ермошина, однако Цаца не дал ей закончить:

– …возвращается с зоны и сразу становится директором крутющего ресторана. Как ты думаешь, почему?

– А хрен его знает!

– У него появляется лавэ, мобила, тачка, пусть и убитая… и много-много «рыжья». Я про червонцы. Откуда?

– Он мне не докладывал.

– А что он вообще про червонцы сказал? Ну, когда вы в Седневе у секонд-хенда встретились?

– Сразу съехал с темы, – сообщила Лида, подумав. – У него на жопе во-от такое кровавое пятно было! Так он, бедный, аж места себе не находил!

– Про пятно я уже слышал… Червонцев-то у него хоть много было?

– Десятка четыре. А может, и больше. Я не считала.

– Значит, он просто так, за здорово живешь, носит в кармане целое состояние… Может, старушку какую грохнул, у которой «рыжье» в чугунке было закопано? – задумчиво предположил Гена.

– Не знаю… Слышь, возьми мне еще «отвертки»!

– Сейчас, сейчас… Послушай, про Жулика все время спросить забываю… Это ведь Голенков подучил тебя в мусорню заяву кинуть? Чтобы со старухи Сазоновой бабла побольше скачать?

– Ну да… Только этот пацан меня в натуре трахнул!

– Ну, так уж и трахнул. Ладно, мне это без надобности… Расскажи мне все про Голенкова. Чем дышит, чего боится, как живет. Кореша, телки, слабости и все такое. Ну?

– А как насчет заработать? – напомнила Ермошина.

– Когда ты мне про этого мусора по честняку расскажешь, тогда конкретно и поговорим, – пообещал Цаца веско. – Только не вздумай по ушам ездить! Мы-то не менты, а крутая охранная фирма, проверим твои слова. И если что не сойдется…

Если у Мандавошки и были какие-то сомнения относительно искренности Зацаренного, то теперь, после второго стакана халявной «отвертки», они улетучились окончательно. Сомневаться в порядочности собеседника не приходилось: ведь Цаца не развел ее на лавэ, хотя и действительно мог… Наоборот – сам «смотрящий» с его подачи отгрузил барышне лишнюю сотку гринов! А вот Эдик последнее время вел себя вызывающе: он стал надменен, высокомерен и груб. Конечно, в глубине души Лида очень надеялась получить с бывшего мусора обещанные пятьсот долларов. Однако благородный красавец-бандит Цаца вызывал у нее куда больше доверия.

Рассказ Ермошиной не принес ничего нового, и Зацаренный приуныл. Однако последняя фраза заставила его насторожиться.

– …очень уж за своей Танькой ссыт! – сообщила Мандавошка.

– За дочкой, что ли? – прищурился Гена и сразу же сделал стойку: – Ну-ка, ну-ка…

– Эдика по жизни только ротвейлер интересует… Да дочь. Танька мне не только подруга, но и типа домработницы. Мне-то самой за домом смотреть некогда. Ну, малого из садика забрать, в квартире убрать, за покупками сходить, за бухим дедом присмотреть. А я ей за все плачу…

…Разговор в «Трех семерках» выдался долгим. Интонации Зацаренного поощряли дружелюбием. Малолетка, влив в себя еще три «отвертки», к полуночи окончательно утратила чувство реальности и принялась безбожно врать. С ее слов выходило, что скоро одна старуха-миллионерша перепишет на нее свой родовой особняк из белого мрамора и что в этом особняке у нее будет не одна, а дюжина домработниц.

– Ладно, – нетерпеливо перебил ее Цаца. – Значит, говоришь, Таньку свою любит? Это хорошо. А теперь о главном, насчет «заработать». Мусорила этот… Голенков. Тебе в натуре доверяет?

– Как родной!

– Вот и хорошо. Давай сделаем так. С завтрашнего дня ты становишься моими глазами и ушами. Постарайся встречаться с Голенковым как можно чаще. Под любым предлогом. Следи – кто к нему приезжает, с кем он по телефону трет, сколько и с кем бухает, какие у него слабости. Если конкретно выяснишь, откуда у твоего милицейского друга червонцы, – я тебя не обижу. Сколько, говоришь, твой друг-мусор маме Сазонова за заяву зарядил? Десять тонн баксов?

– Ну да. А мне пока только пятьсот гринов отсыпал!.. А когда попросила еще хоть сотку подкинуть, так на хрен меня послал! – наябедничала на благодетеля «жертва изнасилования».

– Вот ты эти десять тонн и получишь. Или родовой особняк Жулика… ну, тот самый, из белого мрамора, – жестко улыбнулся Гена. – А мы уж в натуре поможем, не ссы. Сама посуди: зачем тебе с каким-то мусорилой делиться? Ведь это ты залетела от Жулика, а не Голенков!

Мандавошка прониклась справедливостью этих слов за долю секунды. Осознав значимость суммы, она шмыгнула носом, сглотнула и по-собачьи посмотрела на собеседника.

– Только одна ты с этой старухи лавэ ни в жисть не скачаешь. А мы тебе поможем, бля буду, – осторожно гнул свою линию Цаца. – И от Голенкова отмажем, если чего.

– Не кинешь?

– А разве я тебя когда-нибудь кинул? Но смотри: если обманешь – порву, как Тузик грелку. У нас не ментура, – вновь напомнил Гена и, наклонившись к уху собеседницы, продолжил: – А теперь побазарим о главном. Слушай меня внимательно…

* * *

Белый «Опель»-пикап с влажным шелестом несся по ночным улицам, проскакивая на желтый и кренясь на виражах. Город был пустынен и темен – лишь центральный проспект редко перечеркивали неоновые вывески, да у дверей круглосуточных магазинов шатались подвыпившие мужички. На подъезде к сортировочной станции «Опель» замедлил ход и, свернув на проселок частного сектора, неторопливо покатил в сторону речки.

Голенков выглядел на удивление спокойно. Еще по дороге он прикинул, что лучшее место для имитации несчастного случая – железнодорожный переезд в районе речного моста. Место это всегда пользовалось в городе недоброй славой: на переезде почти ежегодно гибли люди. К тому же поблизости действительно жила Наташина подруга, к которой выставленная из дому блядь вполне могла отправиться на ночь…

Грунтовка пересекала рельсы под прямым углом. Ущербная луна освещала полосатый шлагбаум, грязно-мазутные цистерны на запасном пути, безразмерный бетонный забор за переездом. Лунный свет серебрился на проводах, протянутых между высоковольтными мачтами. В холодном свете прожекторов блестели нити раскатанных рельсов.

Людей поблизости не было, но Голенков на всякий случай выключил фары. Автоматический шлагбаум был уже опущен, а это означало, что через минуту-другую тут должен был пройти поезд. Осмотревшись, Эдик не обнаружил ничего подозрительного и, загнав машину за кусты акации, натужно вывалил наземь огромную сумку. Вжикнув замком-«молнией», он поднял тело и невольно поймал себя на мысли, что оно еще не успело остыть.

– В машине нагрелось… – растерянно пробормотал убийца и, подтащив труп к насыпи, аккуратно положил его на путях по ходу движения поезда.