Ответный удар «попаданцев». Контрразведка боем - читать онлайн книгу. Автор: Александр Конторович cтр.№ 74

– А!.. – Жубер скривился и махнул рукой. – Власть переменилась!..

– То есть?.. – Вот новость. Почему мне никто не доложил, как говорится… Вроде ж ничего такого не происходило, когда я сюда ехал. Да и накануне все нормально обстояло. Впрочем, похоже, гражданин предвосхищает «Свадьбу в Малиновке» не совсем в том смысле… А как раз в том, что в оперетте был. В узкоместном.

Так и оказалось:

– Да нынче ночью недовольные действием комиссаров собрались в комитете да и переизбрали весь состав. А утром старые пришли и полномочия свои отдавать отказались. Вот теперь ругаются. Даже из Конвента кого-то прислали, чтоб разобраться, кто тут и что…

Ага… Именно оно самое. Ничего особенного. Если кто чего не понял – обычная здесь практика. Ну, настолько хорошо вот продумана организация новых республиканских органов власти. Комиссары секций имеют какие-то полномочия только в рабочее время – с утра до вечера. А ночью, в принципе, активисты противоположного политического направления спокойно могут собраться в опустевшем помещении комитета и своим альтернативным большинством принять то решение, которое не проходило днем. Потому что днем их – меньшинство. Ага… И такая вот чехарда тут довольно регулярно приключается, просто я лично с ней еще не сталкивался. Здесь, в Париже, не сталкивался. В других-то местах – сколько угодно. И я смещал, и меня смещали… На родимой Корсике аж со смертным приговором. Так что дело, в общем, житейское…

Смех в том, что должности комиссаров – как это несколько позже и в другой стране было сформулировано – являются «освобожденными». То есть – комиссарам правительство платит зарплату за их комиссарство. Не запредельную, правда. Но все же… И по идее сменять кого бы то ни было может только оно. Точнее – должно бы мочь. Ан нет!.. Потому правительство в этом вопросе проявляет полную толерантность – не вмешивается. Чтоб неприятностей не заработать. А Конвенту оно и вовсе по барабану. Поскольку депутаты используют шатания электората в секциях в своей политической борьбе. Их это устраивает…

– Понятно… – резюмировал я. – А чего не поделили-то между собой эти уездные предводители команчей?

– Да дьявол их знает! – Жубер опять махнул рукой. Вышло это у него неуклюже из-за того, что второй он все время старательно цеплялся за костыль. Явно еще не освоился передвигаться с одной ногой. – Вроде как прежние слишком мало занимались нуждами простых граждан!.. А эти собираются непреклонно исполнять волю Суверена… Добиваться снабжения хлебом и Конституции… Но по мне так – просто захотели жалованье за должности на дармовщину получать. Хотя что там того жалования? Тысяча восемьсот ливров в год… На Хлебной пристани грузчики зарабатывают больше! Вот только там вкалывать надо…

Я хмыкнул. Вот что отличало сержанта бригады имени Парижской коммуны Франсуа Жубера от основной массы – так это то, что у него мозги на политике не были повернуты. Сколько я помнил – выходец из деревни, он и в политическом смысле отличался практической сметкой. То есть как и положено солдату: держался подальше от начальства, поближе к кухне. И революционных речей не произносил, в отличие от большинства. Притом что сержантом его выбрали сами солдаты за обстоятельный характер и организаторские способности. Теперь я мог видеть, что и на гражданке он не отличался интересом к вопросам власти. Через что и мыслил куда трезвее, чем окружающие. Которые как раз сейчас все превратились в слух. Ловя препинания ораторов двух соперничающих группировок. Взывающих к судьбам нации…

Тоже, кстати вот, анекдот… Народ по этой самой Конституции – которая якобинская и которую нынешний Конвент не примет даже через свой труп по этой причине (и которую лучше и в самом деле не принимать – читал я ее, ну в смысле, Наполеон читал, потому знаю, что говорю…) – является Сувереном Французской республики! То есть – обладателем высшей власти в стране. И именно по этой причине каждый мнит себя, блин, способным разбираться в государственных делах. Хотя ни хрена в них не смыслит. Ну, типа той ленинской кухарки… И вот, пожалуйста, – в результате мы имеем самое натуральное новгородское вече по любому поводу. Какие, к черту, роялисты?! Сами себе злобные буратины сверху донизу, от последнего клошара до заседающих в Конвенте народных избранников. И еще возмущаются, что им полномочия урезали. На кой леший им эти полномочия? Революционеры хреновы…

Нет, прав был Черчилль, когда обозвал демократию дерьмом. И тогда, когда сказал, что лучше ничего пока не придумали… Даунхаус, блин…

– Понятно… – повторил я, продолжая стоять в своем экипаже на манер памятника Минину и Пожарскому (ну, если кучера присовокупить). Обдумывая одну, в общем-то, никакого отношения к происходящему не имеющую мысль. Представлявшуюся вполне дельной. И даже странно, что пришла она мне в голову только теперь. Когда я увидел Жубера. – Спасибо за информацию, сержант! А сейчас, если ты не очень занят, – не согласишься ли подсесть ко мне в коляску и проехать до ближайшего ресторана?

В конце концов, может же бывший командир бригады покалякать с бывшим же солдатом этой самой бригады – новостями обменяться?..

У Жубера, правда, новостей было немного.

Повоевать он успел всего месяц. После чего угодил с группой фуражиров в шуанскую засаду.

Собственно-то, Вандейское восстание было подавлено еще в 93-м году. С небезызвестным «Нантским утоплением» в финале. Свобода, равенство, братство, да… «Счастье всем и пусть никто не уйдет обиженным» (с) Гражданская война, блин – самая романтическая из всех видов войн: потому что это есть война против несправедливости, ага… Но сейчас все, что происходило на западе Франции, получило обобщенное название именно по этому первому крупному выступлению против якобинских реквизиций и никто уже не заботится о какой-то разнице. Вандея – понятно, о чем речь… Смешно: якобинцев всех перебили, а восстания в западных провинциях как пошли под королевским знаком – так и идут. И никому уже нет дела, с чего все началось… Люди, люди, порождения крокодилов… Тоже цитата.

В общем, Жуберу повезло, если так можно выразиться. Его, исполосованного саблей и с раздробленной пулей ногой, сочли мертвым. А вовремя подоспевшая помощь спасла сержанта от истечения кровью. Да еще, на счастье, в пределах досягаемости нашелся врач, ампутировавший голень. Провалявшись до весны в лазарете, Франсуа буквально неделю назад вернулся домой. А поскольку семью надо было кормить, то он принялся за свое старое ремесло, хотя толком еще не оправился от ран. Прежний мастер, на которого Жубер работал, охотно взял его обратно, невзирая на инвалидность. Впрочем, инвалидность помехой и не была – все равно тут все работали на дому…

– Ну, в принципе, жить можно, – завершил он свой рассказ. – Обувку тачать и без ноги получается не хуже. И в общем, денег хватает… Еще бы только с хлебом перебоев не было!

– Тоже думаешь, что роялисты виноваты? – спросил я.

– Да какие это роялисты! Вот в Ванде – там роялисты настоящие! – у бывшего сержанта сжались кулаки, и он чуть не раздавил стакан с вином, который держал в правой руке. – Белые кокарды… Аристократы, мать их… Зверье!.. Видели б вы, что они с пленными делают!.. Я как вспомню, что от ребят, которые со мной были, осталось, так внутри все переворачивается… А здесь… За что булочников бить? Не они зерно поставляют. Хлеб-то в городе есть из чего печь! Только зерноторговцы цены ломят, вот и все. Богатому известное дело – нажива глаза застилает…