— Правильно! — жахнул Огнев.
— Накликаете! — сказал есаул. — Помолчали бы от греха…
Врезали еще по стакану, зажевали. Огнев, сидевший по правую руку от Велехова, дыша огуречным рассолом, наклонился к уху.
— У тебя какая командировка?
— Шестая, — тихо ответил Велехов.
Огнев присвистнул.
— Даешь джазу. У меня только третья. Где побывал?
— Да много где. Крайние две — в Аравии, потом на границе с Японией, в Уссурийском крае покувыркался.
Огнев хлопнул его по плечу.
— Даешь джазу, — повторил он. — Ты мне скажи, в Уссурийском крае этом самом — как? Казаки разное гутарят.
— Относительно тихо. Только контрабанду всякую прут — дуром.
— А эти… — сотник Огнев понизил голос, — ну эти самые… как их там… в черном все… ниндзя, что ли? Видел?
— Ты слушай больше, — недобро проговорил Велехов, — тебе и не такого набрешут. Семь верст до небес, и все лесом. Нет там никаких ниндзя, слушай больше…
На самом деле Велехов лгал — ниндзя там были. Только дураки и наивные люди считают искусство ниндзютцу утерянным в веках — кому надо, тот все помнит. И других всему этому учит. Хорошо учит.
Сотник Велехов об этом знал точно — потому что ниндзя он видел. Мертвого, правда, — живыми они не давались. Тогда они в составе усиленной рейдовой группы остановились на ночлег на знакомой заимке. Все сделали как положено — выставили посты, три человека подвижный пост и еще три человека у пулемета на крыше. Перекрыли все возможные пути подхода — минами, сигналками, датчиками движения. Те, кто просто ложился спать посреди тайги, не предприняв мер предосторожности, имел неплохие шансы больше никогда не проснуться…
Спасло их чудо. Двоих неизвестные сняли чисто, а третий, уже с двумя пулями в голове, падая, нажал на спусковой крючок автомата — и длинная, на весь магазин очередь разорвала ночную тишину леса. Через пару секунд очередь смолкла — зато по темной стене деревьев замолотили два автомата и пулемет тревожной группы, а через минуту по лесу шквальным огнем лупили и все остальные казаки. Еще через полчаса с небольшим на месте была дежурная вертолетная пара.
Под утро у самых деревьев нашли тело — это было редкостью, обычно не находили ничего, но тут, видимо, заслышали вертолет и решили не рисковать. Тело как тело — то ли кореец, то ли китаец, то ли японец. Средних лет, невысокий даже по их меркам, жилистый, мышцы будто каменные. Ни татуировок, ни шрамов — вообще никаких особых примет. Черное одеяние — просторные штаны и куртка.
На трупе нашли полный набор. Два ножа — боевой и метательный. Веревку с вплетенными нитями из кевлара и с грузиком на конце — можно препятствия преодолевать, а можно — голову тем грузиком пробить. Сверхлегкий карбоновый лук и стрелы с набором наконечников, в том числе отравленных. Длинная трубка — ее можно использовать как дыхательную, для плавания или нахождения под водой, а можно и как метательную, для дротиков. Несколько гранат различных видов. И, наконец, пистолет «Тай-Ци» калибра 5,6 с интегрированным глушителем, выстрел из которого напоминает тихий шепот — более крупный калибр ниндзя обычно не использовали, предпочитая подбираться вплотную.
Документов, естественно, на трупе не было — их никогда не бывало в таких случаях.
Вот так и разменяли — троих за одного. И говорить об этом совсем не хотелось…
В модуле открылась дверь, на разгоряченных спором казаков пахнуло ночной прохладой.
— Кто там? — есаул поднял голову, всмотрелся. — А-а-а-а… Заходи, друже, выпей с нами горилки. Дайте человеку стул.
Казаки подвинули стул к столу, поставили стакан, набулькали мутной, пробирающей до костей горилки. Вошедший — высокий, худой, темный лицом — остался стоять у двери.
— Мне бы с вами поедине… пан коммандер, — сказал он, путая русские и польские слова, как это делали здесь многие.
Есаул потемнел лицом — он и так был на взводе из-за того, что фугас со «Шмелем» нашли, а пришелец стал кем-то, на ком можно сорвать гложущее душу раздражение.
— Послушай, Радован, — сдерживаясь, заговорил есаул, — я тебе скажу то же, что и прошлый раз, и хочу, чтобы все казаки это послухали. Взрывчатку я тебе не дам и выстрелы к гранатомету тоже не дам, как ни проси. У тебя и у четников твоих — у каждого и так по стволу.
— Та у кого же их здесь нет? — сказал тот, кого назвали Радованом.
— У кого, не об этом говорим, друже. Говорим — о тебе. И о конаках
[50]
твоих. Ты доброго отношения не понимаешь, друже. Ты чету собрал — человек сто, и каждый ствол незаконный под подушкой держит. Мы на это глаза закрываем. И заметь, ни один казак, ни один полициянт в дома сербские не заходит — живите, как хотите, храните свои стволы. И когда мы тебя с твоими людьми в пограничной зоне видим, в том числе и по ночам, тоже внимания не обращаем. Тебя к столу пригласили — пригласили. Тебе горилки налили — налили. Вот и выпей с нами — у нас вон сотник Велехов теперь служит, он сегодня результат хороший, уже в первый день дал. А о взрывчатке не заикайся даже, не буди во мне дурное.
— Та не. Я за другое, пан коммандер.
— За другое… — протянул есаул, — сам сказал. Пошли…
Когда есаул вышел с гостем в ночь, сотник наклонился к уху сидящего рядом хорунжего Королева:
— А это кто был-то?
— Кто был… — Королев смачно отхватил от бутерброда с соленым сальцом, — это… Радован Митрич зовут его. Местный сербский поглавник, тут сербская община большая. Он у них вроде за атамана. Это называется чета…
— А они что… за нас?
— Да вроде за нас. Кое-кто тоже со спиртом хулиганит — но не все. У них другая беда…
Хорунжий наклонился к уху сотника:
— Беспокойный народ… Что ни месяц, на ту сторону идут. Иногда каких-то беженцев своих приводят. В Сербии-то беда… В Пожареваце
[51]
концлагерь, самый большой в Европе. В Сербию переселяют венгров, чехов, албанцев — только чтобы сербы опять не взбунтовались. Да и мало кто там остался — в России сербов больше, чем в самой Сербии.