– … о чем ты не стал говорить Тарану? – догадался Мигалыч.
– Да.
– Если не можешь доверить это собственному отцу, то почему говоришь нам? – удивилась Аврора.
– О том и речь. Я хочу попросить вас не спрашивать ни о чем. Пока. Просто прошу поверить. Всего один перелет! Совсем короткий! Это недалеко отсюда! Пожалуйста! – Глеб с мольбой во взгляде замер перед стариком.
– И не подумаю! Горючки в обрез. Хорошо, если на обратную дорогу хватит! – ссохшиеся губы Мигалыча тряслись от волнения. – И я обещал твоему отцу не спускать с вас глаз!
– Вот и не будешь спускать! Просто отвези нас туда, куда я укажу. Или… – Глеб запнулся, в отчаянии сжав кулаки.
– Или что? – Мигалыч скрестил руки на впалой груди.
– Или вот что!
Сухо щелкнул взведенный затвор. Руки с зажатым в них «Бизоном» взмыли вверх, но на полдороге дрогнули, остановились, медленно опускаясь. Положив пистолет-пулемет на скамью, паренек развернулся и, давясь выступившими слезами, убежал в трюм.
– Да какая муха его укусила?!
Старик проводил Глеба взглядом и переглянулся с Авророй в поисках поддержки. Но девочка удивила не меньше, тихо вымолвив:
– Я тоже считаю, что надо лететь…
– Но почему?! – воскликнул Мигалыч.
Аврора долго не отвечала, недоумевая, как взрослый может не понимать таких простых вещей.
– Потому что я верю Глебу. Мы все должны доверять друг другу. Иначе грош цена такой дружбе…
Теперь замолчал старик, осмысливая слова ребенка – казалось бы, наивные, но в то же время слишком правильные, чтобы их оспаривать.
– Грош цена… – эхом отозвался он, наконец, и шаркающей походкой зашагал в трюм.
Паренька Мигалыч обнаружил сидящим у иллюминатора. Взгляд Глеба, устремленный вдаль, неотрывно следил за игрой пенных бурунов на неспокойной поверхности моря. Этот же преисполненный решимости и не поддающейся объяснению внутренней силы взгляд резанул по старику, заставив того сбиться с шага. Устало притулившись к переборке, летчик заговорщицки подмигнул здоровым глазом:
– Так куда, говоришь, прошвырнуться надо?
Расплывшись в улыбке, Глеб стрелой проскочил мимо старика в пилотскую кабину, откуда до слуха взрослого донесся звонкий мальчишеский голос:
– Я тебя обожаю, Мигалыч! Погоди, сейчас карту принесу!
* * *
Под водой, в царствии вечных сумерек и ватной обволакивающей тишины, собственная ничтожность осознается так же остро, как и чуждость окружающего пространства. Пространства, практически лишенного притяжения и привычных понятий верха и низа, наполненного невнятными приглушенными звуками, движением аморфных теней где-то на грани видимости, мельтешением мутной взвеси возле самых глаз, которую так и подмывает смахнуть с обзорного пластика.
В такие минуты привычный мир схлопывается до размеров маски, плотно обжимающей лицо, и грохота собственного натужного дыхания в ушах. Подспудный страх охватывает при мысли, что каждый следующий вдох чуть меньше предыдущего; заставляет с опаской прислушиваться к собственным ощущениям и вызывает необоримое желание без конца вглядываться в показания манометра. Достаточно ли в баллонах живительного воздуха? Далеко ли еще до точки невозврата? Тысячи тонн воды давят морально и физически, выделывая с организмом злые шутки, заставляя сердце трепетать подобно пойманной в силки птице, а неконтролируемая дрожь пробегает по телу каждый раз, когда сквозь резину костюма ощущается прикосновение пугающей и непостижимой бездны вокруг – будь то не в меру любопытная рыбина, скальный выступ или иное препятствие.
На мгновение из мрака показалась перепончатая ступня плывущего впереди тритона. Таран усиленно заработал ластами, вслед за экзотическим провожатым устремляясь на глубину. Продолжительный спуск по системе затопленных пещер, как оказалось, напрямую сообщавшихся с гротом на поверхности, закончился в циклопических размеров каменном мешке. Вода здесь была настолько прозрачной, что невольно становилось страшно смотреть вниз. Тела как будто парили в невесомости и в любой момент могли обрушиться вниз, на острые обломки скал, испещривших неровное дно каверны.
Остроухий нетерпеливо посигналил и указал пальцем вверх. Луч фонаря высветил в потолке жерло пролома. Таран нашел глазами барахтавшегося неподалеку Дыма, повторил жест проводника и первым двинулся вверх. Настало время вспоминать довоенное увлечение дайвингом и цифры декомпрессионных таблиц, на зубрежку которых сталкер в свое время потратил не один месяц тренировок. Восхождение вдоль усеянных острыми выступами стен закончилось возле широкой, не менее пары метров в диаметре, трубы водозабора. Вот и первый признак цивилизации… Значит, храм все-таки – дело рук человеческих?
Путешествие по ржавой металлической кишке заставило понервничать обоих сталкеров, особенно Геннадия с его богатырскими кондициями, и если б не присутствие серокожих, на протяжении всего подводного маршрута помогавших путешественникам продираться сквозь галереи каверн и тесных расщелин, преодоление последнего отрезка пути могло бы закончиться плачевно – в тесноте Дым едва не оторвал шланг дыхательной системы, зацепившись за край изломанной, в густых космах ила, решетки, что защищала лопасти давно пришедшего в негодность винта.
Наконец где-то наверху показался свет. Утомительное всплытие подошло к концу. Вынырнув на поверхность, Таран первым делом сверился с показаниями дозиметра – не очень, кстати, обнадеживающими – и осмотрелся по сторонам. Место, где они оказались, больше походило на подземное водохранилище, чем на храм. Единственная работавшая лампа дневного света, изредка подмаргивая, освещала средних размеров зал с бетонными стенами и решетчатыми металлическими мостками вдоль резервуара, в котором они оказались. Дверь в дальней стене оставалась закрытой. Облупившаяся краска не позволяла прочитать трафаретные белые буквы, но знак радиационной опасности был все еще отчетливо различим.
Тритоны один за другим подплывали к краю бассейна и оставляли на мостках какие-то свертки из плетеных водорослей, корзины с ракушками, еще живыми крабами и прочими дарами моря.
«Подношения…» – догадался сталкер.
Рядом, шумно отфыркиваясь, вынырнул Дым. Выплюнув загубник и сорвав маску, гигант забористо выругался, устало вывалил обе лапищи на бортик резервуара, продышался как следует.
– Знаешь что, дружище? – мутант повернул к напарнику мокрое и бледное от пережитого стресса лицо. – Я, конечно, за тобой – в огонь и воду, но впредь не стоит понимать это так буквально!
Таран извинительно пожал плечами, ухмыльнулся и покивал в сторону серокожих:
– Смотри, как усердствуют.
Закончив раскладывать подарки, тритоны, все как один, боголепно жались к полу и стрекотали на все лады. Затем практически синхронно попятились к резервуару, где аккуратно, без единого всплеска, соскользнули в воду.
– Заметь, и ведь кто-то потом все это добро отсюда выгребает.