ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Циркуль вскрыл вены на рассвете следующего дня.
Оказалось, что нести бремя заново открытой истины не легче, чем держать на плечах небесную твердь. Остаток ночи Циркуль размышлял, глядя на мерцание глади Голубой Змеи. Он перебирал свою жизнь от голопузого детства, омраченного войной, до оранжево-комбинезонной действительности этих дней. Неожиданно Циркуль понял, что быть сумасшедшим преступником в нынешнем мире проще и удобнее, чем пытаться идти навстречу неизвестности, взирающей на тебя сквозь приоткрытую дверь в прошлое.
Ведь он давно привык считать те воспоминания бредом. Страшной, абсолютно не привязанной к реальности бессмыслицей.
Правда…
Правда — не просто горькая пилюля. Это яд, и нужную дозировку рассчитать порою невозможно.
В дело пошел заветный камешек с острыми краями. Инструмент, конечно, не самый удобный, но Циркуль зарылся в спальник с головою, стиснул зубы и пилил, пилил, пилил… Раны получились недостаточно глубокими, и Углу Кроон больше часа терпеливо истекал кровью, притворяясь спящим. Когда же началась побудка, все тайное стало явным.
Медик дэков не сопровождал, но и среди них нашлась пара-тройка бывших врачей. Так что бледного и неспособного сопротивляться Циркуля вынули из спального мешка. Крепко-накрепко перетянули нерадивому самоубийце истерзанные запястья бинтами из индивидуальных медпакетов, что отыскались у охранников. Затем напоили настоящим сладким чаем и перенесли в тень от кормовой надстройки отлеживаться.
— Лучше вы б его повязали, парни, — предложил дэкам-врачам Облом, которого нынче все называли Обломом Сладкоголосым. — Поймешь тут, какой расклад у этого психа на уме.
А еще через несколько минут после этого на баржу напал мезокрыл, и всем стало не до полуживого сумасшедшего. Циркуль все-таки оказал дэкам напоследок медвежью услугу: тварь выследила посудину по запаху его крови.
Птицелов привык иметь дело с диким зверьем долины Голубой Змеи: и с нормальными животными, и с мутантами. Со стремительными убийцами ящерами-мясоедами приходилось состязаться в реакции и скорости. С ночными чудищами — упырями, которые — к чему кривить душей? — были разумнее некоторых людей, он бился, используя хитрость. Да чего с ним только не случалось в пропахших старым железом лесах! А тут Птицелов попал впросак и понял, что цена его прежнему опыту — ломаный грош.
Мезокрыл не был похож ни на одно виденное им животное.
…Нечто огромное, ромбовидное. Очень быстрое и очень верткое. Злобное и кровожадное. В то же время — расчетливое, способное выверять перед атакой каждый удар.
Если это мутант, то чье семя дало ему жизнь?
Как ни верти головой, а мезокрыл постоянно ускользал от взора и оказывался за спиной. Он взмывал к небесам, а затем нырял вниз, приноравливаясь для нападения. Он менял направление полета непредсказуемым образом. Птицелов заметил лишь перепончатые крылья с розовой мембраной и длинный хвост вроде как с костяной пилой на конце.
Охранники били в «молоко». Карабины трещали безостановочно. В этой хаотичной стрельбе — одновременно и во все стороны — ощущалось отчаяние. Охранникам казалось, что мезокрыл неуязвим и что редкие пули, которые нашли цель, для мерзкой твари не опаснее мыльных пузырей.
Кто-то всадил очередь в кормовую надстройку — загремели по палубе осколки стекол, взорвались прожекторы. Дэки метались туда и сюда, уходя от ромбовидной тени. Дэки толкались, падали и топтали друг друга. В узких люках, через которые можно было попасть на нижние палубы, и на трапах возникли заторы. Те делинквенты, что угодили в эти нехитрые ловушки, орали благим матом, дергали руками-ногами. А проклятое чудище, ощутив беспомощность людей, бесновалось еще сильнее.
…Хвост с пилой на конце разит без промаха. Взмах — и хлещет на палубу дымящаяся кровь. Взмах — и еще один человек принимается биться в агонии. Тень уносится вверх, вслед ей звучат запоздалые выстрелы. А руки, сжимающие карабин, с каждой секундой ощутимее дрожат. А глаза застилает предательская пелена, и твой друг падает с рассеченной головой…
В конце концов, охранники запаниковали и прекратили стрелять. Забегали вместе с дэками, потом кто-то из них зарылся с головой в парусину свернутых тентов, кто-то спрятался за рангоутом, счастливчики заняли тесные отсеки надстройки.
Птицелову, Облому и Фельдфебелю повезло: в первые же минуты паники они забрались под упавшую на палубу шлюпку. Их попытались было достать за пятки ушлые уголовники, но Птицелов, не глядя, ткнул кулаком один раз, затем — второй. Это помогло — блатные убрались.
Лишь когда все карабины замолчали, мезокрыл приземлился на палубу.
Птицелов смотрел сквозь щель, как чудище — чешуйчатое, серо-зеленое — бочком приближается к Циркулю. Был мезокрыл высотой в половину кормовой надстройки, и — что удивительно — крылья у него отсутствовали напрочь! Птицелов понял, что тварь не летает, а парит, как воздушный змей, благодаря прозрачной перепонке между длинными передними и короткими задними лапами.
Шаг, другой…
Мезокрыл шел, как калека: выгибаясь и подергиваясь всем телом. В то же время он был могуч и ладно скроен, хоть и отвратителен на вид. Маленькая голова, большую часть которой составлял твердокаменный клюв, моталась на змеиной шее из стороны в сторону. Точно не могла удержаться в одном положении и мгновения! Извивался параллельно палубе хвост с окровавленной пилой на конце. Под лапами мезокрыла корчились раненые люди, но бестия глядела только на Циркуля. Точно ради него мезокрыл и напал на охраняемую баржу.
А Циркуль стоял, придерживаясь одной рукой за обшивку надстройки. Стоял и улыбался — Птицелов был готов дать голову на отсечение, что так оно и было! — улыбался чудищу, как доброму знакомцу. А в другой руке он сжимал тяжелый армейский пистолет, потерянный кем-то из охранников.
Мезокрыл дернулся в сторону сильнее прежнего, и Птицелов увидел, как темнеет его перепонка, теряя прежнюю розоватую прозрачность. Один за другим прозвучали восемь выстрелов. Циркуль успел разрядить обойму, прежде чем пилообразный наконечник хвоста описал полукруг и вонзился делинквенту в грудь.
А после мезокрыл развернулся, проковылял к борту, перевалился через него. У самой воды развернул перепонки, отыскал восходящий поток и полетел к стене джунглей. Правда, как-то неловко и низковато.
Птицелов отбросил шлюпку. На него тут же зашипел Облом: дескать, почем продаешь корешей? Но перепуганные дэки уже выбирались из щелей, в которых они прятались, словно тараканы. Следом показались охранники: они бормотали ругательства, посмеивались нервически.
— Один — ноль в пользу южных джунглей, — высказался Облом. — Однако гвардия и предположить не могла, что поражение будет столь сокрушительным…
Охранники подбирали брошенные карабины, пересчитывали патроны. Бормотали удивленным тоном: «Ты видел, как я ему засадил? Половину рожка — в грудину, но хоть бы хны паскуде!..» А у самих все еще зуб на зуб не попадал…