— Вы, — раздался голос с задних рядов.
— Нет, — громыхнул профессор. — Я их разрушил. Точнее сказать, разрушаю. Контроль порождает стандартные формы. Вы считывали собственных преподавателей? Членов Большого Совета?
«Да!» — хором ответила аудитория.
— Ну, и что там внутри?
— Будто жуки копошатся, — ответил один из новеньких.
— Паутина. Они управляют друг другом.
— Там вообще ничего... Дух Опустошения, наверное.
— У них — мнение о себе, — сказал Виль, потерев лоб.
— Вот! — сказал Перрор с нажимом. — Мнение о том, чего, собственно, нет. Лучше б они были, а мнение не обязательно.
С минуту профессор молчал. Он давал время подумать над сказанным.
— Я пробуждаю в вас содержание. Талант— это еще не душа. Но взрыв вдохновения может ее породить. Шлифуя и развивая талант, вы создаете характер. А он— форма. Настоящая форма. Потому что характер — ваш собственный, а не Контроль, к которому вас принуждали. Он — вместилище для бессмертной души. Но характер должны создавать вы. Потому что лишь вы это можете.
В какой-то момент Виль перестал слушать Перрора. Что он скажет дальше — известно. А этот вот парень…
За предпоследним столом плакал юноша лет девятнадцати. Сунул бледное лицо в тонкие руки и рыдал, как девчонка. Казалось, даже завитки его темных волос выражают печаль.
— Келайр?! Что происходит?!
Профессор не успел сделать и двух шагов с кафедры, как Виль нутром ощутил: медлить нельзя. Тело мальчика вдруг напряглось и само сорвалось с места, словно спущенная пружина. Он прыжками понесся к Келайру. Никто ничего еще так и не понял, как мальчишка оторвал руки юноши от лица и с размаху дал ему в глаз. Тот рефлекторно вскочил, поднял Виля за курточку, сильно тряхнул.
— Какого...
— Поставь на место, — спокойно ответил мальчишка.
Келайр отпустил Виля, выругался, отряхнул зачем-то одежду, рухнул на стул и уставился перед собой недоумевающим взглядом.
— Я просил Виля не вмешиваться. Но вариантов уже не было. — Перрор подошел к месту происшествия.
— Угу, — буркнул мальчик.
Профессор внимательно оглядел Келайра. Его взгляд напоминал взгляд врача.
— Келайр, как самочувствие?
— Я бы врезал, не будь он мальчишкой...
— Не сомневаюсь. Сопротивление миру — один из способов обретения бессмертной души. Но у вас теперь другая забота. Выдержать и не свихнуться!
Данэйр ловко рассек группу плечом и спросил:
— Этот мелкий успел наградить братца бессмертием?
— Можно подумать, ты сам— очень крупный! — буркнул Виль недовольно.
— Данэйр, вы прекрасно читаете мысли!— слова Перрора прозвучали ругательством. — А теперь потрудитесь объяснить, почему наступил этот кризис?
— Он как влюбится — пишет стихи. А как не влюбится — формулы. Два таланта, вот они его и разрывают на части...
— Талант один, но имеет две разные грани, — хмуро возразил профессор. — Келайр, как-нибудь просчитайте сочетание звуков и строк в своих стихах. А потом наоборот, попробуйте сделать из формул стихи.
— Там, наверное, будет про девушек, — вставил Данэйр.
— Вряд ли, — бросил Перрор сурово. — Талант Келайра слишком уж многогранен. Сложный случай, как вы понимаете. Люди с подобным даром либо сходят с ума, либо действительно обретают бессмертную душу. Впрочем, с вами, Келайр, уже все решено. Вы с ума не сойдете.
Виль чуть слышно вздохнул.
Келайр же сидел, не обращая внимания ни на кого. Страх наконец отпускал. Неужели? Он не верил. Он слушал себя. Перрор вышел на кафедру.
— Встреча окончена, — сказал он. — Следующая — через четыре дня. Всем пора хорошенько подумать. Но если что-то вдруг случится — найдите меня.
Аудитория быстро опустела. Лишь Келайр, ушедший в себя, медленно собирал вещи. Да еще Данэйр, поджидая брата, не дал Вилю уйти. Подросток прижал мальчишку к стенке. Виль, извернувшись, дал парню коленом в живот.
— Ты у меня получишь за брата, скотина!
— А в глаз? — спросил мальчик серьезно. Оба расхохотались.
«Никому. Хорошо?»
«За кого ты меня принимаешь?»
Мальчишки с удовольствием пнули друг друга, заржали, как чокнутые, и выскочили из аудитории.
* * *
— Пер Горячка просил вас? — Жидкие брови главы Спецслужбы идеологии встали домиком.
— Не меня, а моего секретаря, — хмыкнул глава Спецслужбы безопасности, невысокий бодрый крепыш.
— Ректор Большой Академии — я! И все вопросы об отчислениях студентов должны проходить через меня, а отнюдь не через вашего секретаря! — голос ректора приобрел угрожающий тон.
— Разумеется, — глухо сказал безопасник. — Но я в этот день оказался в стенах Академии. Вы сами возложили на меня обязанность прослушивать их занятия и составлять протокол. А если что — действовать по обстоятельствам. Не так ли?
Глава Спецслужбы идеологии сухо кивнул.
— А для военного подготовиться к телепатической связи...
— Не продолжайте.
— Поэтому секретарь не пустил Перрора на порог моего кабинета. И сам дал ответ. Вы помните, в каком звании мой секретарь, господин Тиссен?
Тот едва заметно поморщился. Вымышленное имя резало слух. Но такова, к сожалению, плата за тайну. Всем родичам Лаэна Маро, кроме Даэра, приходилось жить под другими фамилиями. «Черный старец» поставил детей и родственников на все стратегические посты, чтобы всеми вертеть. А сам ославился. Да еще эта публичная смерть от инфаркта. Черная тень покойного дяди до сих пор закрывает чуть ли не полстолицы. Нужно держать ухо востро. К тому же Тиссен понимал, куда сейчас клонит военный.
— Секретарь так же, как и я, имеет право действовать по обстоятельствам, — закончил глава Спецслужбы безопасности.
— Он объявил военное положение? — иронично склонил голову ректор.
— Нет. Он прикрыл мою спину. И вашу тоже, господин Тиссен. Вы знаете, что Перрор подготовил для нас не менее двадцати военачальников. Трое из них — прирожденные полководцы. Пять сотен гвардейцев под их командованием могли бы взять столицу без единого лишнего выстрела. А скольких инженеров и оружейников дал нам этот опасный безумец? Все они верны ему, к сожалению. Слово Перрора для них выше, чем слово Совета. Да и по вашему ведомству...
Тиссен потер подбородок, вспоминая работу своих методистов. Конечно, их приходилось держать в узде, постоянно следить. Но в ответ на лояльность Совета они не проявляли своего вольнодумства публично.
— Вы правы, полковник. — Он склонил голову, обратившись по званию. — Нам придется терпеть это зло. Но...