Меченый - читать онлайн книгу. Автор: Василий Горъ cтр.№ 32

Добежала. Ничего себе не разодрав и не расцарапав. Кое-как перевела дух, огляделась по сторонам и… вытаращила глаза – темное пятно, рядом с которым стоял Кром, оказалось стеной. А прямоугольный проем за его спиной – дверью!

– Охотничий домик, – мертвым голосом пробормотал Бездушный. Потом покачнулся и упал. Ничком. Прямо там, где стоял.

Я усмехнулась: слуга Бездушного, балансировавший на грани ухода в Небытие чуть ли не все время с момента выезда из Сосновки, наконец, сломался.

«Слава Вседержителю…» – подумала я, переступила через Крома и потянула дверь на себя.

Никакой реакции.

Рванула посильнее. Толкнула… Ударила кулаком! Пнула!!!

Дверь даже не шелохнулась!

Я сглотнула подступивший к горлу комок и вопросительно уставилась в небо: милосердие, о котором столько говорил брат Димитрий, не должно было распространяться на слуг Бога-Отступника!!!

«Или должно?» – через вечность подумала я, закусила губу, потом повернулась к Меченому, опустилась рядом с ним на корточки и прикоснулась пальцами к жилке на его шее.

– Пока жив, – почувствовав мое прикосновение, прохрипел он.

– Дверь не открывается… – жалобно прошептала я.

Кром едва заметно кивнул:

– Заколочена…

Потом пробормотал себе под нос несколько незнакомых мне слов, уперся дрожащими руками в землю и… довольно бодро встал! И не только встал, но и уверенно сорвал с пояса чекан. Потом пошарил рукой по косяку и ударил. На выдохе. Так, что затрясся весь дом…

Я вытаращила глаза – в нем не могло быть столько сил! Не могло!!! Ибо я видела его раны и знала, что он удерживался в седле только за счет силы воли!

«Сил – не было. А потом они вдруг появились…» – подумала я. И окаменела: невразумительное бормотание было молитвой к Двуликому! А силы, появившиеся ниоткуда – даром, ниспосланным ему Богом-Отступником!

Кром справился с дверью за считаные минуты. Потом распахнул ее настежь и жестом пригласил меня внутрь. Снова ее закрыл. Изнутри, на тяжеленный засов. Снял с себя плащ. Жестом предложил мне располагаться на низеньком топчане в дальнем углу комнаты. Достал из поясного кошеля кремень, кресало и трут. Запалил пару лучин, вставил их в держатели и выдохнул:

– Все…

А потом упал. Навзничь. И потерял сознание…

«Сделал все, что мог, – подумала я. Потом посмотрела на его осунувшееся лицо, впалые щеки, еще раз оглядела истерзанный и покрытый пятнами крови нагрудник и покачала головой: – Нет. Не все, что мог, а все, что был должен…»

Эта фраза, которую так любил повторять отец, неожиданно вызвала во мне глухое раздражение: я смотрела на лежащего передо мной мужчину и пыталась понять, что такого ему мог предложить Бог-Отступник, что он, не умеющий отступать даже перед лицом смерти, добровольно отдал ему свою душу.

Не поняла, как ни пыталась. А потом снаружи раздалось многоголосое рычание, истошное ржание моей кобылки, и я невесть как ощутила приход смерти.

Душу обожгло холодом, а перед глазами начала мелькать череда лиц тех, кого Бездушный отправил в Небытие за эти дни: брат Димитрий и два его спутника. Трое грабителей, встретивших нас после въезда в Меллор. Пятеро их коллег, пытавшихся помешать нам из него выехать. Полтора десятка оранжевых, ввалившихся на постоялый двор у Сосновки…

Потом я вспомнила забавную мордочку котобелки и разозлилась:

«Смерть идет за ним по пятам. А я притягиваю к этой парочке невинные души. Может, хватит?»

Взгляд скользнул по изможденному лицу Меченого, опустился чуть ниже и уперся в жилку, пульсирующую на его шее.

«Нить его жизни, – подумала я. Потом посмотрела на его кинжал и горько усмехнулась. – Стоит ее перехватить – и он уже никого не убьет…»

Я закрыла глаза, представила себе то самое движение… и вдруг воочию увидела гневное лицо брата Димитрия:

«Вы – женщина, баронесса! Вы обязаны дарить жизнь, а не забирать. Убийство – грех! Одумайтесь, пока не поздно!!!»

По спине потекли капельки холодного пота, рука сама собой сотворила отвращающий знак, а губы прошептали:

– Спаси и сохрани…

Самый первый луч восходящего солнца, отразившись от зеркала под куполом главного зала Обители, упал на лицо коленопреклоненного брата Ансельма и растекся по нему многоцветными переливами. Алые, желтые, зеленые и синие сполохи вдруг потекли по лбу, щекам и подбородку, сделав главу Ордена Вседержителя похожим на каноническое изображение пророка Аллаяра Светоносного.

– Знак…

– Знамение…

– Благословение… – потрясенно зашептали братья. А потом почти одновременно грянули «Славься, Вседержитель, в веках…». Что интересно, без подсказки – первые строфы гимна зазвучали еще до того, как брат Бенор, которому было поручено подстегивать реакцию толпы, открыл рот.

Это не могло не радовать – получалось, что среди отобранных иерархами кандидатов нет ни одного сомневающегося.

Дождавшись, пока братья допоют последние слова, брат Магнус, управляющий системой зеркал из крохотной каморки под самой крышей, убрал многоцветное стекло. И дал Ансельму возможность продолжить действо.

Изобразить потрясение, вызванное «божественным вниманием», было несложно: надо было просто вытаращить глаза, устремить взгляд на писаный лик Вседержителя и осенить себя животворящим кругом. А все остальное монахи домыслили сами. И принялись перешептываться…

«Придя в себя», глава Ордена встал на ноги, благоговейно снял с подставки небольшое золотое солнце – символ светлого будущего, подаренный людям Вседержителем, – и вскинул его над головой.

Золотое солнце, попав в солнечный луч, своевременно направленный братом Магнусом в нужное место, засияло нестерпимым светом и вызвало в толпе еще один восхищенный вздох – еще бы, Вседержитель смотрел на главу Ордена, не отводя взгляда. И тем самым благословлял то, что он говорил.

Ансельм, снова изобразив потрясение, вскинул голову к своду, восторженно заулыбался и постепенно крепнущим голосом начал читать «Благодарствие».

Зал последовал его примеру: братья, истово прижимая руки к груди, благодарили Бога-Отца за то, что он есть, и клялись прожить во Свете весь отмеренный им срок.

Дочитав молитву до конца, брат Ансельм вернул солнце на подставку и повернулся к своей пастве.

Паства замерла: лицо главы Ордена выражало не счастье, а сочувствие:

– Братья во Свете! Как вы знаете, ровно год назад замироточили лики пророка Аллаяра Светоносного в Иверской, Парамской и Книдской обителях, а на его плащанице, хранящейся в моей личной молельне, возникла тень Двуликого.