Фарландер - читать онлайн книгу. Автор: Кол Бьюкенен cтр.№ 25

— Как монахи?

— Да, как монахи.

Нико покачал головой.

— Хо. Тогда, как я и ожидал, ты не знаешь ничего, кроме религии. Мы, в ордене, тоже даосы, но следуем истинным учениям Большого Глупца, без всей той чепухи, которой обросли его слова. Если ты пойдешь его путем, как и должно быть, поскольку ты намерен стать настоящим рошуном, то забудь, что знал, и сосредоточься на одном-единственном. Научись, как быть неподвижным.

Нико медленно кивнул:

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь, но скоро начнешь. А теперь делай то, что я скажу. Вложи левую руку в правую. Да, так. Теперь выпрями спину. Еще. Не сутулься. Хорошо. Прикрой глаза. Выбери точку перед собой и сфокусируйся на ней. Дыши. Расслабься.

Странно, какое отношение это все имеет к рошунам? Тем не менее Нико расслабился.

— Следи за тем, как воздух входит в нос, как проходит через тебя, как выходит. Дыши глубже, животом. Да, вот так.

— И что дальше? — У него уже заболели колени.

Взгляд Эша оставался неподвижным, лишь крылья носа

чуть заметно дрогнули.

— Ум, который вечно чем-то занят, болен. Ум спокойный следует течению Дао. Если ты следуешь течению Дао, твои поступки согласуются со всем сущим. Вот чему учит нас Большой Глупец.

Нико пытался делать так, как сказал старик. В некотором отношении это напоминало жонглирование одновременно тремя предметами: приходилось следить за дыханием, держать прямой спину и не упускать из виду щербинку на поручне. На все сразу концентрации не хватало, он забывал то об одном, то о другом. И, ловя себя на упущении, начинал раздражаться. Он уже потерял ощущение времени и не мог бы сказать, сколько они сидят вот так, минуты или часы.

Чем усерднее он старался оставаться неподвижным, тем сильнее становилась потребность поболтать с собой. Чесалась щека. Ныла спина. В коленях пульсировала боль. Урок превратился в истязание, так что в какой-то момент Нико, чтобы отвлечься от всех своих неудобств, направил мысли на посторонние предметы: куда идет корабль, что подадут на обед...

Казалось, минули годы, прежде чем колокол отбил конец часа.

Эш поднялся и помог встать ученику.

— Как себя чувствуешь?

Нико с трудом удержался, чтобы не ляпнуть первое, что пришло на ум.

— Я спокоен, — соврал он. — Спокоен и неподвижен.

Глаза старика насмешливо блеснули.

Позже в тот же день воздухолет снизился на несколько сотен футов в надежде найти более благоприятный ветер и, к общей радости, попал в быстрый поток, движущийся в направлении на северо-запад. Стоявший на квартердеке капитан Тренч распорядился убрать задние лопасти и развернуть главные. Он еще не закончил, а его люди уже бросились выполнять приказ. Высокий, лет тридцати, чисто выбритый, капитан отличался крайней худобой. Белые костлявые руки он держал в карманах серо-синей шинели без каких-либо знаков отличия, что могло быть и своего рода манерностью, и свидетельством прошлой флотской карьеры, поскольку командование воздухолетом мало чем отличалось от командования торговым судном. Взгляд его единственного глаза то и дело устремлялся вверх, где дрожала под порывами бокового ветра оболочка. Сидевший на плече у капитана керидо то наклонялся к его уху и трещал, словно ведя с хозяином разговор, то переступал с лапки на лапку, поддерживая равновесие. «Фалькон» поворачивался, будто рыба, втискивался, задрав хвост и теряя высоту, в воздушный поток.

Вцепившись побелевшими пальцами в поручень, Нико с тревогой вслушивался в скрип деревянных распорок, соединявших оболочку с корпусом. Громадные лопасти подхватили ветер; стоявший у штурвала вахтенный громко считывал показания скорости. Набирая ход, корабль рвался вперед.

Они покидали наконец-то воздушное пространство Свободных портов.

Вечером капитан пригласил пассажиров пообедать в его расположенной под квартердеком каюте, помещении с низким потолком, растянувшемся на всю ширину корпуса. Вдоль стен шли окна; перекрещивающиеся свинцовые полосы делили толстые стеклянные панели на ромбы, прозрачные и полупрозрачные, зеленые и желтые. Горизонт за ними сливался с облаками, подкрашенными падающим шаром солнца.

На обед подали рисовый суп, жареный картофель, свежие овощи, копченое мясо и вино. Стол был сервирован керамической посудой, серовато-белой, изящной и, похоже, дорогой. Каждый предмет украшало изображение летящего сокола. Подарок капитану, решил Нико.

Разговоры отошли на второй план — все отдали должное еде, не позволяя блюдам стынуть. Эш и капитан ели сосредоточенно, не отвлекаясь, как люди, поставившие целью насладиться всем, что только предлагает жизнь, пока это возможно. Далас, первый помощник капитана — здоровенный, с длинными, заплетенными в тугие косички волосами корициец в распахнутом кожаном жакете, со свисающим с шеи изогнутым охотничьим рогом, — был, по-видимому, нем от рождения. Даже любимец Тренча, керидо, разволновавшийся поначалу из-за присутствия на обеде двух гостей, скоро притих, устроившись на столе, рядом с тарелкой хозяина, и лишь щелкал изредка клювом да пускал слюни. Глядя на птицу, Нико вспоминал Буна. Мать готовила кое-как, второпях, и он, сидя за завтраком или ужином, всегда старался незаметно передать другу под стол дополнительный кусочек. Нико видел керидо впервые в жизни, хотя знал о них из представлений «Повести Рыбы», что разыгрывали уличные артисты. В некоторых из этих историй рассказывалось о купцах, которые, путешествуя через пустыню, попадали в оазис, где теряли рассудок и находили смерть. Керидо всегда изображался там существом мелким, но зловредным. Теперь, имея возможность наблюдать за представителем этого рода вживую, Нико понимал, что такое представление возникло не на пустом месте. Цвета его шкуры вызывали неясные образы густой, накрытой тенью растительности, и которой крадется некий, готовый вдруг выскочить хищник. Ему бы и в голову не пришло, что такую тварь можно держать у себя дома.

Из привинченного к полу и запертого на замок шкафчика достали красное вино. Капитан, Далас и Эш заканчивали вторую бутылку, тогда как Нико все еще потягивал из первого стакана. Первые двое, похоже, малость опьянели.

— Это хорошо, что ты наконец-то поднялся, — заметил Тренч, промокая платком бледные губы и награждая Нико немигающим взглядом своего слепого, затянутого белой пленкой глаза. Лицо его даже в мягких тонах заката выглядело бледным, словно пропиталось влажной серостью дождя.

Эш хмыкнул, и Нико тут же посмотрел на старика, но тот отвел глаза.

— К большому небу приспособиться нелегко, — продолжал Тренч с легким акцентом человека, получившего дорогостоящее образование. — Здесь похуже, чем в море, это почти каждый подтвердит. Так что стыдиться нечего, обычная реакция. Я и сам чувствую себя не лучше, когда возвращаюсь на землю. Денек со шлюхой кувыркаюсь, прежде чем освоюсь. — Он добродушно улыбнулся, подмигнул и тут же, словно застеснявшись сказанного, поспешно отвернулся.